В этот ранний час там никого не было, и она направилась в свое укромное местечко. Между площадкой и небольшим болотцем лежала лужайка, усыпанная желтыми цветами на высоких ножках-стебельках. Вот и сейчас, как показалось Люське, цветы радостно встретили ее. Они уже проснулись и раскрылись. Люська села между ними на траву, стараясь не помять. Вдыхала чистый ароматный воздух, грелась на солнышке, любовалась бабочками, перелетающими с цветка на цветок. Слушала птиц. И вдруг сделала для себя ОТКРЫТИЕ, что все это – ЖИВОЕ, такое же, как она сама. И от этого ей стало очень радостно.
По улице шли люди, и единство с лужайкои; сразу пропало.
– Ну, пока. Я побежала, а завтра опять рано приду, – прошептала девочка, прощаясь.
Зайдя в дом, Люська прошла на кухню. Отец и мама завтракали. На столе стояла большая тарелка с отварной рыбой, уха была налита по-хантыйски – в кружки, зеленый лук со сметаной, белыи; пышный хлеб, молоко в крынке и вареная картошка.
Отец, улыбаясь, спросил:
– Что так рано встала?
– Купаться ходила, – ответила Люська, устраиваясь за столом. Мама всплеснула руками:
– Алексей, скажи ей, чтоб одна не купалась – как бы чего не вышло! Отец весело посмотрел на дочь и шутливо сказал:
– Только далеко не заплывай.
Та приняла все всерьез, кивнула головой в ответ: «Ага». И стала, не отрываясь, пить вкусное густое молоко. А отец продолжал разговор с матерью.
– Ну, что решила? Меняем, пока Никита Степанович согласен, или как? Ты же знаешь, нет больше такой умной лайки в деревне. Да что в деревне – по всему Ваху. Она и щенков своих охоте обучает. В тайге без такой собаки никак нельзя.
– Ладно, бери, – сказала мама с обидой. Отец радостно подмигнул Люське.
– Ты не серчай, Прасковья, она тебе ни одну швейную машинку заработает.
После завтрака Люська пристала к отцу:
– Папа, какую собаку?
– Ты что, дочь, не знаешь лучшую собаку в деревне?
– Музгарка, – выдохнула Люська.
Ее сердце радостно забилось – Музгарка шла на белку, соболя, боровую дичь, медведя и лося. Поэтому щенки ее очень ценились, и не каждый охотник мог их заполучить, а уж о самой и мечтать нечего было.
– Так бы не отдал, – продолжал отец, – да глуховата стала, стареет, а у него молодые собаки есть от Музгарки. Продавать нельзя – обидится и не приживется, а на обмен, да если еще заговорное слово скажет – тогда