Словом, Гвилим оказался в тупике, и тупик этот выглядел иронично; стоял прекрасный поздний летний полдень, и птицы пели где-то высоко в небе, на хрустальной, недосягаемой высоте. Их пение разносилось по городу и летело на самые границы Копенгагена, достигая врат Кристиании. И в пении этих птиц звучала такая печаль, что она пробуждала даже камни: вот и услышал этот грустный зов Кукольник, скитающийся по земле, за границей человеческих земель. Он шел по дорогам, пересекал леса и восходил по звездной дороге прямиком в дом к своей подруге Луне, шагал вокруг серебристых озер в заколдованном лесу, исчезал в глубоких долинах, расстилающихся на многие километры, и снова появлялся в дальних краях, на рынках восточных городов, где еще разводили драконов, и в северных горах, где по снежным склонам бродили огромные мохнатые тени. Он глядел на их фигуры с печалью во льдистых голубых глазах, и его черные крылья трепетали от многих воспоминаний, которые кружились в его взбалмошной голове.
Но, услышав грустное пение птиц в Копенгагене, он отправился в путь туда, где не бывал уже очень давно; настолько давно, что его облик почти потерял обыкновенные человеческие черты, и, выйди он на дорогу в обычном мире, люди бы стали на него оборачиваться. Ведь нос его стал похож на клюв, а пронзительный взгляд сумасшедших глаз пронизывал до самых косточек; из карманов его плаща сыпались звездочки и летняя пыльца, а вороньи крылья то и дело проглядывали сквозь прорези-рукава. Ходил он смешно, подобравшись, часто убрав руки за спину; немного сгорбившись, семенил как курица. Кукольник был смешливым и добрым, но давно уже не видал людей – ни с той, ни с этой стороны.
Недели шли, а Якова все не было. Его искали по всему городу и за его пределами, отправляли гончих собак по следу в лес, но те быстро теряли его запах; полиция сбилась с ног, расклеивая его черно-белые фотографии на фонарные столбы, которые тут же срывал ветер. Мать Якова плакала днями и ночами, и вся ее стряпня, которую она готовила теперь для одного ребенка, была соленой. Гвилим не спал совсем от тревоги и вскоре приучил себя к бессоннице. Так он и лежал по ночам, глядя в окно, на плывущие, как рваная, смоченная в чернилах вата, тучи. А днем искал брата. И все дни стали похожи друг на друга. А там наступила зима.