Он упал на землю с громким стуком, поскольку зверь все еще находился в воздухе. Боль от ран и падения пронзила его тело, когда он полез в сумку. Пытаясь броситься к упавшей винтовке, он вытащил небольшой пузырек с переливающейся красной жидкостью – целебным зельем.
Он выпил отвратительную жидкость, не раздумывая ни секунды, несмотря на стойкий железный привкус, как только она достигла его языка, и приготовился к тому, как теплое, покалывающее чувство пробежало по его телу. Раны, возможно, и затянулись, но он определенно чувствовал оставшиеся остатки боли. Он чуть не споткнулся из-за неправильно вылеченной ноги. Падение, казалось, сломало ее, и хотя зелье сработало, кость, казалось, срослась под неудобным углом, создавая легкую, дергающуюся хромоту.
Он нырнул к своей винтовке, схватил ее и передернул рычаг, заряжая следующий патрон. Зверь приземлился позади него, всего в паре шагов. Как только взмахи крыльев перестали быть слышны, он перекатился на бок, а когти существа впились в грязь, где он только что находился. Прицелившись, несмотря на все происходящее, несмотря на пот, страх и адреналин, несмотря на то, что коготь задел его щеку, оставив четыре тонких кровавых царапины, это был чистый выстрел. Прямо через нёбо челюстей, оставив дыру на кончике львиной пасти и брызги крови. Мгновенно зверь перевернулся, как только раздался выстрел.
Рохас отбросил Аргус в сторону, и остановился на грунтовой дорожке, переводя дыхание. Следующие несколько мгновений он провел, просто лежа на спине, вдыхая и выдыхая, пока его разум медленно проясняется.
– Так не должно было быть, – подумал он. – Почему тебе нужно было быть такой чертовски живучей?
Он хромал к трупу, пока теплый полуденный солнечный свет сиял сквозь густую крону леса, а окровавленные перья, упавшие с ее крыльев, рассыпались по земле. Нож все еще торчал из её шеи. Он даже не заметил, как потерял его во всем этом безумии. Он потянулся, трясущимися руками схватил рукоятку и выдернул его. Окровавленная сталь приветствовала его усталые, закрытые глаза. Он очистил его от крови и отрезал существу лапу в доказательство её смерти, бормоча себе под нос молитву, обычно связанную с погребальными обрядами.
– Прости, hermana. Даже для животного он будет стараться изо всех сил помнить и уважать. Он отошёл в сторону, прижимая левую руку к окровавленной, разорванной рубашке.