ἅρματα μὲν τάδε λαμπρὰ τεθρίππων·
῞Ηλιος ἤδη λάμπει κατὰ γῆν͵
ἄστρα δὲ φεύγει πυρὶ τῶιδ΄ αἰθέρος
ἐς νύχθ΄ ἱεράν·
Παρνασιάδες δ΄ ἄβατοι κορυφαὶ
καταλαμπόμεναι τὴν ἡμερίαν
ἁψῖδα βροτοῖσι δέχονται.
σμύρνης δ΄ ἀνύδρου καπνὸς εἰς ὀρόφους
Φοίβου πέτεται.
θάσσει δὲ γυνὴ τρίποδα ζάθεον
Δελφίς͵ ἀείδουσ΄ Ἕλλησι βοάς͵
ἃς ἂν Ἀπόλλων κελαδήση.
Свет колесницы с четверкою конной…
Светит на землю уже Гелиос,
Звезды бегут от небесного огня
К ночи священной.
Вот заповедные выси Парнаса,
Щедро залитые светом, дневной
Диск принимают для смертных.
Мирра безводного дым по чертогам
Фебовым вьется.
Жрица дельфийская, сев на треножник
Божий, для эллинов кличи поет,
Что Аполлон возглашает.
(Еврипид, «Ион», 82–93)
Еще какое-то время воображение пытается воссоздавать, но затем устает. Реконструкции и ретроспективы, сколь полезны бы ни были, приводят к выводам самым бесчеловечным: что еще есть у нас, кроме «настоящего, этого мгновенного»24? Наконец, воображению предпочтительнее, что река времени протекла и заполнила собой это ограниченное пространство. Смотря сегодня сверху вниз, словно в театре, мы видим перед собой словно спускающиеся вниз глубины, где все повержено долу – мраморные развалины, обтесанные камни и скатившиеся давным-давно с Парнаса скалы, на которых восседала некогда Сивилла25. Дно спокойного мелкого моря, где сияют эти камушки, из которых каждый составляет нечто, соответствующее его натуре: полигональную стену26