– Ты теперь в вампиры записался, не думала что развод так хорошо на тебя подействует, тебе надо было раньше начать трахать все вездесущее и совать свои лживые, разбитые враньем яйца прям мне в сердце.
– Упырём выдумала называть, только не утрируй, да и не в подъезде, без лишнего шума, давай зайдём?
– Гм, не капли иронии, шума испугался блять, ты что, аллодоксафоб? Ладно, шмыгай за мной.
Мы начали свое лаконичное паломничество в дебри квартиры, прошли железные врата ада, не забыв закрыться за собой, тут частенько бездомные трутся, могут и в гости на пару ножевых забежать. Я не разуваясь начал топать размашистой походкой, темпераментом аиста упал на диван и устремил взгляд в стену. Потолок был натяжной, все отражалось прям как на водной глади, а пыль по углам напоминала уходящие ввысь идеи о чем то невозможном, лёгкие и уходящие в забытье, упирающиеся в грани нашего мира, вот бы с помощью мысли создавать мультивселенные. Паутина меж шкафом и стеной создавало будто бы хрустальный парус, на красоту которого слеталось уйма зрителей, мухи шпионы, комары торчки, которые были высосаны до точки, ну и ночная бабочка, вот это заводной ансамбль.
Что касательно стен, них были плакаты давно мёртвых музыкантов и какие-то актёришки, обои были узорчато-кислотные, ядовито-красные, самое то для медитативных извращенцев, ну или зацикленных на одном любителей зентангл, а вокруг всея картины возвышалась длинная змея из гирлянд. Рядом с диваном-мазохистом, на котором были дырки от ожогов сигарет, был неплохой столик, на котором стояла чашка с остатками сгнившей еды, явно со времен динозавров. Все это время я молчал и словно Будда на иголках безумно и с азартом глядел и понимал пустоту.
– Таааак, пожалуй я спрошу первая, извиняюсь за излишнюю интервенцию, но какого хуя, блять, ко мне скоро придёт парень, а ты весь в крови и с дикими глазами, ты что, блять солей обкурился? Чай, к слову, будешь? успокаивает, а я бы от травы не отказалась. Ещё бутерброды с отменными итальянскими колбасками принесу
– О, хорошая идея, меня как раз бесхлебица мучает и жуткая жажда.
Спустя пару мгновений на столе уже стояла тарелка с бутербродами и чашкой чая, в такой милой японской посудине для ритуального чаяпития
Вцепившись в сексуальный хлеб, на котором распластался кусочек отрезанной, словно язык, колбаски, я сделал укус, первые ощущения этой мякоти во рту вызвали ассоциации, будто бы я ем труп, который мариновали в собственной моче с приправой ласковых лобковых волос, вкус заиграл целым букетом из самого мерзкого что я мог представить. Блевота лилась из меня словно фонтан из кита, в моей «душе» оказался весть стол, диван, даже немного на потолок попало, кажется кружок юных тошнотиков космонавтов открыт.