– Фаина Романовна сказала, что ты скоро вернёшься, и любезно предложила мне подождать.
Удивление на лице Долганова сменилось презрительным скепсисом. Хозяйской походкой он не спеша двинулся прямо на гостя. Решив, что ему что-то нужно у стола, Медунин поспешно поднялся и отошёл вправо. Но Долганов не притронулся ни к одному ящику и ничего не взял. Он развернулся и поглядел на гостя в упор, словно отбрасывая его к двери. Медунин покосился на стоящий у стены топчан, но сесть на него не решился.
Так они и остались стоять друг напротив друга.
– В чём дело? – сухо спросил Долганов.
– У тебя есть Уголовный кодекс двадцать шестого года? – невозмутимо ответил Медунин вопросом на вопрос, как бы не замечая этих пространственных манипуляций. – Хотел посмотреть формулировки пятьдесят восьмых статей. Ты, наверное, знаешь, завтра начинается суд над Мурашкиным. Он распространил листовки…
Медунин замялся, заметив, что скепсис в глазах Долганова становится всё более и более леденящим. От этого взгляда язык застывал и прилипал к нёбу. Но Медунин быстро привёл себя в чувство и продолжил, сделав вид, что отвлёкся мыслью:
– Листовки, правда, такие… просталинские… Но этим данный случай и интересен. Сейчас я пишу об этом статью… Основная мысль такая: человека судят за выражение симпатий к Сталину. Но разве не само наше правительство своим недостаточно определённым отношением к его исторической роли посеяло в народе сомнения в правильности решений двадцатого съезда?
– Превосходно! – воскликнул Долганов с издевательским восхищением. – Основная мысль просто поражает своей глубиной! И для кого статья?
– Ну… для свободной печати, естественно…
– То есть опять на Запад?
– Ну…
– Опять на экспорт? А Мурашкин просил тебя об этом?
– А какое это имеет значение? Заметка о суде над ним появилась в нашей областной газете. Это общедоступная информация, на которую я имею право реагировать независимо от чьих-либо пожеланий. Так у тебя есть Кодекс?
– Я тебе давно уже сказал: обмен информацией между нами закончен.
– Честно говоря, я надеялся, что с тех пор что-то могло измениться. В конце концов, мы делаем одно общее дело…
– Никаких общих дел у нас с тобой нет. И ты сильно переигрываешь, когда делаешь вид, будто не понимаешь, что информация о политических процессах требует более осторожного обращения. Резонанс за границей может существенно осложнить жизнь и политзаключённому, и его адвокату.