Он оказался у будки, в которой жила простая дворняга Найда и её новорождённые щенята, Найда дружелюбно повиливала куцым хвостом. Тогда, в том лете, Найду кормили все кому не лень, кормил и Максим. После обеда и ужина он прихватывал какую-нибудь еду и бежал к въезду. Найда была собакой послушной и покладистой, с грустными усталыми, умными глазами и отвисшими сосками. Она разрешала ему брать щенков на руки, садилась рядом и не сводила с него тревожных глаз. Сидя на корточках у будки, он гладил мягкие комочки, умилённо целовал щенят в слепые мордочки. Щенки все были разные. Сама Найда была какой-то необычной серой масти, с желтоватыми подпалинами, а щенки родились чёрными с белыми пятнышками. Один щенок был раскрашен природой удивительно симметричным образом: чёрный, с белыми перевёрнутыми треугольниками на лбу и грудке, с белыми кончиками ушей и белым же кончиком хвостика, с лапками «одетыми» в серые «носочки. Этот щенок ему нравился больше остальных.
Щенки тыкались ему в лицо и шею, Максиму было щекотно и приятно. Он подолгу играл с ними, а Найда всегда сидела рядом и выражение её морды всегда было тревожным. Иногда она подходила и тыкалась в его руки мокрым носом, будто напоминала ему о том, что он уже слишком задержался здесь. Обязательно находился взрослый, который заметив мальчика, говорил банальную фразу: «А ты почему не в отряде?» – и тогда ему приходилось уходить. Ночью он подолгу не засыпал, мечтал о том, что мама разрешит ему взять в город этого красивого щенка.
В одно из воскресений мать приехала его проведать с лимонадом, фруктами и конфетами и он потащил её смотреть щенков. Она понянчила щенков, а он с горящими глазами стал её упрашивать взять щенка домой. Мать была грустной, она сказала, что в коммуналке держать собаку очень сложно. Чего только не обещал он матери за то, чтобы она всё же разрешила ему завести собаку! Но она, поглаживая его по голове, только качала головой. Перед самым окончанием смены щенки открыли глаза, а в последний день смены Максим, прибежав к будке с котлетой, щенков не увидел. Найда с печальными глазами жалостливо прижалась к нему. И они долго сидели у будки – мальчик на корточках, а Найда, положив голову ему на колени. Со щемящим чувством нежности и недетского ощущения горького сродства в несчастье, он шептал ей слова утешения и гладил, а она вздрагивала, будто собиралась заплакать.