Преодолев внутреннюю дрожь, быстро опрокинул в рот «спиртосодержащую» жидкость, опять занюхал отраву рукавом ставшей родной шинели и выпустил вверх резиновую вонь технического спирта, смешанного с густым клубом пара, после чего откинулся на полку, натянув ушитую шапку на лицо. Я ничего не понимал. В этом поезде я ехал к новой жизни, к родному дому. Я четко помнил почти каждый день своей короткой двадцатилетней жизни и в то же время я осознавал, что еще двадцать минут назад я был вполне состоявшимся пятидесятипятилетним мужчиной, без материальных и других проблем, счастливым мужем и отцом. Последний осознанный миг в моей «длинной» жизни, который я прожил – я ехал на машине, было жарко, я потянулся за бутылкой воды к кармашку двери – и через мгновение мой армейский друг сует мне в лицо стопку водки. На Вальхаллу этот вагон не похож, хотя много общего, пью с друзьями «паленую» водку, потом пойдем искать проводницу, дебелую девку с обесцвеченными кудрями, ну а там и битва с пассажирами отапливаемого вагона недалека. Сон, клиническая смерть, сумасшествие? Не знаю, для всех этих вариантов я слишком больно бьюсь головой о металлический поручень.
Я откинул в сторону два одеяла, которые забрал у проводницы, прежде чем она успела ускользнуть в соседний, отапливаемый вагон, и резко вскочил. Вагон опять повело в сторону, и я, нелепо взмахнув руками, под смех друзей опять шлепнулся на полку. Но это было по фигу. Я не слышал скрипа суставов, которым последние несколько лет развлекал меня мой организм, не чувствовал лишних килограммов, добросовестно накопленных мной на случай голодных лет. Судя по тому, что мой живот не касался столика купе, ко мне вернулся мой сорок восьмой размер, записанный когда-то в военном билете разборчивым почерком старшины роты по кличке Чапаев.
Как-то странно провернулись колеса Сансары, я сделал переход хода и вернулся в себя на тридцать пять лет назад. Это же такой подарок судьбы. А любимую я еще встречу, ей сейчас всего тринадцать лет, пусть подрастает, я ее все равно найду и постараюсь оградить от всех напастей, которые ей пришлось пережить в прошлой жизни.
– Ну что, выпьем, пацаны, за дембель! – придя в отличное настроение, взревел я и потянулся за стопкой.
Над всей Западно-Сибирской равниной, от Урала до Западных Саян, стояла жуткая стынь. Воздух, казалось, загустел от мороза, дым из труб вертикальными столбиками полз к ярким звездам, замершим в антрацитно-прозрачном небе. Поезд, невыносимо медленно тащившийся последние полчаса, тем не менее прибыл по расписанию, оглашая занесенный перрон лязгом промерзших сцепок. Мы выскочили из вагона, скалясь застывшими улыбками на тех несчастных, которым не повезло купить билеты в наш, не ставший ни на градус теплее плацкартный вагон. Неловко потоптавшись с минуту на перроне, обнялись на прощание и я, крикнув, что по переходному мосту, со стороны комендатуры, двигается патруль, скорым шагом, но не теряя дембельской солидности, двинулся по второму переходу к троллейбусной остановке.