Конечно, Тимку прогоняли. Взрослым не нравилось, что кот спит на подушке, под одним одеялом с ребёнком. Но в долгой и непродолжительной борьбе людей и кота победил доблестный выходец с острова Сиам. Когда-то я читала легенду, что коты эти были личными телохранителями сиамских принцесс. Тимка выбрал меня в принцессы. Он заботился обо мне, согревая и убаюкивая перед сном, участвовал в моих играх. Только я могла таскать его за хвост, повязывать на голову платочки, превращая кота в невиданное инопланетное существо, пеленать в куски ткани, возить в кукольной коляске. И при этом на мне не было ни единой царапины. Со взрослыми было иначе.
Когда его выгоняли из моей кровати, он, недовольно глядя на гонителя, уходил, пережидал и возвращался снова. Однажды бабушка выгнала его спать на кухню, постелила на табуретку подстилку и закрыла дверь в мою комнату, не просто закрыла, а придвинула к ней мою кровать (я спала в проходной комнате) и с чувством выполненного долга ушла спать. Без Тимки я никак не могла уснуть, но усталость взяла своё. Вскоре я проснулась от грохота и ещё от того, что моя кровать движется. Тимка разбегался по коридору и всеми лапами лупил в дверь, от ударов дверь приоткрывалась, а кровать отодвигалась. Отвоевав таким образом узкую щель, он протиснулся в неё. Когда бабушка проснулась, услышав шум и вышла из комнаты, чтобы разобраться, в чём дело, мы с Тимкой снова мирно спали, обнявшись. После этого она сдалась.
В Тимкиной иерархии я занимала место любимца, почти котёнка, когда меня увозили, он скучал и перебирался к прабабушке – Бабусеньке, как любовно называли её в семье. К ней он относился хорошо, но требовательно. А вот с бабушкой у них шла затяжная война, бои были с переменным успехом, но, думаю, оба оставались довольны, ибо скучать не приходилось.
Бабушка, уходя на работу, выдавала ему завтрак – вечную рыбную кашу, только она считала излишним её подогревать, разбивать комочки и аккуратно раскладывать кусочки рыбы. По принципу: нечего баловать, проголодается – съест. Кот скорбно сидел над «неправильной» кашей и помякивал. Она объясняла ему, что он не прав. Тимка в отместку писал мимо лотка – ювелирно, чтобы лапы не намочить (потом же ко мне идти, досматривать сладкие утренние сны). Она, уже опаздывая, убирала за ним, могла не полениться и отлупить мокрой тряпкой. Для этого совершалась бодрая утренняя пробежка по кухне, коридору и большой комнате. Тимка, как правило, уворачивался и считал подобное поведение оскорбительным по отношению к себе.