Черт! А о детях можно говорить, что они засранцы? Наверно вслух все же не стоит…
Мы с Шоном не общались уже неделю. После нашего разрыва мы не перекинулись с ним и парой слов. Будто и не было тех жарких и сладких месяцев безудержного секса и наслаждения друг другом. Но тут, я, конечно, сама виновата. Признаюсь и каюсь, но мысленно!
Впрочем, я его и не видела все эти дни. Словно он меня тоже избегал, не удивлюсь, если это так. Но Шон не такой мужчина, он не бежит от проблем – то есть от меня. А вот я точно бегу, и без оглядки. Ну, почти.... И поэтому, главный вопрос, господа: как я узнала, что он уехал и что делает?
Лекса сказала. Ну, разумеется.
Она сейчас с ним общается больше, чем я. Тоже не удивительно.
Стыдно ли мне, что я бросила его в такой трудной для него жизненной ситуации? Нет. Да. Может совсем немного.
Но для него так будет лучше. Поверьте! Я не та девушка, что сможет ему помочь с вопросом отцовства.
Во-первых, мое отношение к детям вы уже знаете.
А во-вторых…
Мое детство было странным и не радужным. Отца не было. Мать мной занималась только до того момента, пока снова не вышла замуж. И мой отчим был ещё тем козлом. Мне тогда было около четырнадцати, и именно тогда я начала свое разрушение. Специально, чтобы на меня обратили хоть какое-то внимание. Правда лишь дома, но этот бунт тоже вполне себе считается. Я стала дерзкой и временами неуправляемой, в общем настоящим подростком – огромной занозой в заднице у родителей.
На все эти изменения естественно были веские причины. И спустя несколько лет, в итоге я сбежала из дома. Ну как сбежала, культурно вышла и отправилась во взрослую жизнь.
Не хочу снова вспоминать об этом периоде в моей жизни, он был глупым и сумасбродным и, оглядываясь назад.... Я просто счастлива, что он закончился. Я была разбита. Уничтожена морально и физически. И больше не хочу переживать те эмоции и моменты. На этом точка.
Так что с семейными ценностями у меня так себе, как вы понимаете. Были слишком хорошие учителя на этом поприще.
– Эй, босс, дыру не протри, – окликает меня Чейз Икман.
Я застываю и смотрю на жилеты в своей руке, которые обмываю от песка и солёной воды, после очередных отдыхающих. Шумно выдыхаю и вешаю их на вешалку, сушиться.
– Не умничай, умник, – закатив глаза, цокаю на него. – А лучше давай-ка сам и займись ими, – и буквально запихиваю ему в руки оставшиеся жилеты.