Висхолдинг (игнорирование, пытка молчанием) – это форма психологического насилия. За фразой «Я с тобой не разговариваю» скрывается:
• «Ты – ничто, тебя нет. Ты перестал существовать»
• «Ты, твои чувства и потребности настолько незначимы, что я даже не хочу тратить время и силы на тебя»
• «Я тотально контролирую тебя. Ты здесь ничего не решаешь. Может быть, когда-нибудь я заговорю с тобой, но это все равно зависит от меня, а не от тебя. Однако ты можешь попробовать извиниться и вымолить прощение»
Как думаете, что чувствует человек, которого вдруг не стало, который ничего не решает? Бессилие, боль, обиду, злость. Он хочет прекратить это любым способом.
Родитель, каким бы он ни был, – целый мир для ребенка. И вдруг дверь в этот мир закрылась. Ты можешь делать что угодно – кричать, плакать, умолять, но не факт, что это поможет. Хотя, может быть, тебя и простят, но проблема в том, что обычно приходится извиняться за сам факт своего существования. За то, какой ты есть. Ребенок извиняется перед родителем, хотя и сам не понимает за что.
Почему манипулятор так себя ведет? Из-за своей эмоциональной незрелости. Вместо того, чтобы разобраться в своих потребностях, чувствах, желаниях и научиться откровенно говорить о них, он прибегает к манипуляциям. Пытается подавить другого, сделать его удобным для себя.
На фоне висхолдинга в детстве может развиться травма отвержения. И, кажется, она у меня есть, так как я до сих побаиваюсь отказа, а поэтому мне бывает страшно просить о помощи, высказывать свое мнение, выражать свои чувства, быть собой, сближаться. Сейчас интенсивность этого минимальная, страх отвержения напоминает о себе редко, но раньше он был настолько сильным, что я выбирала молчать, не просить о помощи, довольствоваться поверхностным уровнем отношений.
Так травма отвержения проявляется в жизни:
• недоверие к себе и миру;
• страх близости;
• непринятие себя;
• занижение своих достоинств;
• комплекс неполноценности;
• хроническое чувство вины и стыда;
• неспособность заявить о себе и своем мнении.
Подростковый бунт. Живя с родителями, я подчинялась матери. Это было именно подчинение, основанное на страхе, чувстве вины и стыда. Авторитета в ней я не видела и уважения к ней у меня не было. В подростковые годы были первые попытки бунта, но я бы не сказала, что это было что-то совсем из ряда вон выходящее. А вот когда я съехала от родителей, стала нагонять все, что запрещали, и до двадцати с хвостиком была типичным «трудным подростком»: эксперименты с внешностью, вредные привычки, вызывающее поведение, резкость и грубость в общении и тому подобное.