Дорога к счастью. записки старого башмачника - страница 13

Шрифт
Интервал


– Знаете, Александр Ильич, я совсем не понимаю и даже представить себе не могу, как профессор университета ходит по помойкам. Неужели вам не хватает профессорского оклада, для того чтобы купить в магазине то, что вам надо?!

– Заблуждаетесь, молодой человек. Я предвидел ваше недоумение. Вот, посмотрите.

И с этими словами профессор достал несколько книжечек с полки и, разложив передо мной на столе, сказал:

– Вы посмотрите титульные листы этих книг, посмотрите, посмотрите. И не дожидаясь, пока я осмелюсь притронуться к ним, открыл близлежащую ко мне книгу.

– Это автограф Михаила Исаковского, это Рождественского, Кибрика. А вот это Сергея Павловича Королёва. Таких у меня более сорока раритетов. Зимой и летом я хожу и спасаю их от людского забвения. Великий конферансье Смирнов – Сокольский спасал автографы Пушкина, Гоголя, Грибоедова. Вот в чём я вижу своё назначение или вернее сказать, посильный вклад в сохранение исторических артефактов.

Несмотря на вроде бы серьёзные доводы, старик удивлял своей наивностью. За всем этим он и не заметил, как превратился в обычного барахольщика. Его древняя пещера с результатами многолетней работы наводила на меня тоску и ужас. Было огромное желание поскорее убежать отсюда, из этого старого клоповника. Но тут в дверях показалась Изабелла Львовна с большим алюминиевым чайником.

– Я не буду вам мешать, мужчины, но если понадобится помощь, я у себя.

С этими словами Изабелла Львовна, поставив чайник на томик Салтыкова Щедрина, что лежал на краю стола, удалилась из комнаты. Как только дверь за ней закрылась, возмущённый старик подскочил к чайнику и вытащил из-под него книгу. Осмотрел её, и поглаживая ладонью по переплёту, словно жалея маленького ребёнка, поставил книгу на полку.

– Знаете, мы уже живем вместе более сорока лет, но мне так и не удалось объяснить Изабелле, что книга – это не подставка для чайника, что книга – это живое существо, которое дышит, живёт и ощущает боль от нашего человеческого невежества.

Тяжело вздохнув, профессор засуетился, и на столе появились стаканы в больших мельхиоровых подстаканниках и ароматный, насыщенного цвета китайский чай.


На третий день после пасхи, неожиданно для самого себя, я опять оказался на Солдатской улице. А проходя мимо кафе, вдруг вспомнил про знакомство здесь с чудаковатым стариком. То ли от внутренней пустоты, то ли от нежелания идти домой, я зашёл в эту забегаловку.