«Хозяин, не иначе», – думал Семен, когда ему доводилось видеть это. Дворник, из любопытства желая знать, как выглядит знаменитый хирург, как-то раз, под вечер, специально заработал поближе к парадному входу и дождался приезда «механической повозки» (так он прозвал автомобиль). Пока Арцыбашев выходил из машины, Семен, непринужденно работая метлой, вскользь взглянул на него, прицениваясь.
Доктор был высок, строен и отлично сложен. Светлый дорогой костюм-тройка сидел на нем, как влитой. Темные туфли из непонятной, красивой рубчатой кожи – крокодиловой; но дворник об этом и не догадывался. Арцыбашев был явно младше сорока, черноволос и коротко подстрижен. Строгое, немного скучающее выражение застыло на его гладковыбритом лице, словно маска – Семену оно нисколько не понравилось. Холодные серые глаза смотрели пронизывающе и в то же время нелюдимо, а тонкие губы слегка опущены вниз, придавая лицу немного высокомерное выражение.
– Машину в гараж и до завтра свободен, – негромко сказал Арцыбашев водителю. Голос под стать владельцу – ледяной, равнодушный, с нотками легкого пренебрежения.
Арцыбашев позвонил, потом громко и нетерпеливо постучал. За стеклом появилось унылое, дряблое лицо управляющего.
– Давай быстрее, – сказал доктор.
Створки дверей приоткрылись, и мужчина нырнул в полутемную прихожую.
«Странные люди, – озадаченно подумал Семен. – Вселились громко, а живут тихо».
После этого случая доктор словно исчез. Его машина и водитель, из-за которого старик испытывал столько неловких моментов, просто испарились.
2
В восьмом часу утра апартаменты Арцыбашева тяжело пробуждаются от сна. Молодая горничная Ксения ходит на цыпочках, смахивая пыль с книжных полок и картинных рам. На кухне старый, растолстевший сверх меры повар начинает составлять меню на следующий день; его более худой помощник возится возле плиты и натачивает ножи. Даже управляющий, с обвисшим, как у бассета, лицом, находит себе занятие – чистит и выставляет господские туфли в углу паркетного фойе-прихожей.
За окнами, завешенными тяжелыми шторами, понемногу начинает пошумливать Петербург. Управляющий громким шепотом напоминает горничной: «Ксюша, про окна не забудь!..» Девушка послушно кивает. Она скользит из комнаты в комнату, с глухим шелестом отодвигает шторы, позволяя, наконец, солнцу заглянуть в чужую жизнь. Только две комнаты остаются нетронутыми – детская и господская спальни.