, чтобы устроить дружеский обед в одном из лучших ресторанов города. Тогда почему парень так охотно разбалтывает про настроения на заводах и среди рабочих?
«Кто-то его подослал, или… ну все, – решив, что сполна наигрался в детектива, Арцыбашев попросил счет. – И только попробуй намекнуть заплатить за тебя», – злобно подумал он про репортера.
Расплатившись, доктор поднялся из-за стола:
– Мне пора. Всего вам хорошего.
Неугомонный Марков кинул из кармана на стол несколько помятых банкнот и бросился за ним:
– Александр Николаевич!
«Да что тебе нужно от меня, черт возьми?!» – Арцыбашев развернулся, готовый резануть его какой-нибудь грубостью, но истошный женский крик из глубины фойе перечеркнул этот план.
Бросая столы, к окнам потянулись любопытные. Снаружи происходило что-то небывалое – крики и причитания заполонили тротуар перед «Асторией».
Арцыбашев вышел из гостиницы. Неподалеку от его машины собралась густая толпа.
– Что же вы стоите? Доктора скорее зовите, доктора! – закричал чей-то голос. Ему никто не ответил. Арцыбашев посмотрел на Гришку. Парень, помня строгий наказ – не отходить от машины ни в коем случае, встал на цыпочки, вглядываясь – что прячется за широкими спинами?
– А ну, посторонитесь! – рявкнул Арцыбашев, грубо расталкивая зевак и пробираясь вперед. – Кому здесь доктор нужен?
– Ох, матушки!.. – пробормотал женский голос. – Убилась она насмерть, боженьки!..
Арцыбашев протиснулся вперед и оказался возле крытой пролетки. На ее помятой изломанной крыше лежала маленькая белокурая девушка в распахнутом сером пальтишке.
– Она?! – вырвалось из доктора.
– Сверху спрыгнула, оттудова, – указывая пальцем вверх, сказал какой-то мужик в легком тулупе. Арцыбашев задрал голову. На шестом этаже он увидел светлые занавески, бьющиеся в настежь распахнутых створках окна. Арцыбашев осторожно поднялся на пролетку и наклонился к девушке. Бледное, совсем юное лицо с заплаканными темно-карими глазами, жалобно-грустный взгляд с немым укором смотрит вверх. В нем еще теплится жизнь. Арцыбашев прижал два пальца к ее шейке, легонько сдавил.
– Ты что там делаешь? – сердито спросил кто-то.
Арцыбашев чувствовал ее пульс – тихий, едва слышный.
– Жива… – прошептал он сам себе. – Надолго ли?..
Он приценился. Нелепое пальто, вбившееся ему в голову, было явно с чужого, взрослого плеча. Легкое ситцевое платье, под которым, дай бог, раз десять перелетанное бельишко, худые ноги в старых башмаках…