И судьбою сюда,
где с утра в чём-то сером и строгом
Этот сумрачный город,
оглохший, не любящий слушать,
Непонятною болью
вползает в звенящую душу,
Чтоб свернуться и греться,
сродни подколодному змею…
Я читаю стихи,
потому что заплакать не смею.
Своя душа – потёмки? – ну и что же,
Зато давно не больно, чем ни рань:
На ней теперь драконовая кожа,
А может быть, кевларовая ткань.
Не бередит, не о́сенит, не просит,
А слабый ветер, долетев извне,
Ни позывных, ни криков не доносит
И умирает в тёмной тишине.
А рядом дремлет вечность, не страдая,
Себя накрыв до времени песком,
И не сулит ни ада и ни рая.
Дракон почил.
Да здравствует дракон!
Утро в больничной палате – цветок надежды.
Книги дочитаны. Солнце. Свобода – завтра.
Юный индус-практикант белозубо-вежлив.
Шум в коридоре: обход предвещает завтрак.
Свет золотистою рыбой плывёт вдоль стёкол,
Лодка судьбы – не разбитым ещё корытом.
Чайка в окне острокрыла, как вольный сокол…
…Мимо палаты кого-то везут.
Накрытым.
Путь мой – стальные вилы,
Век мой – года-вода.
Господи, дай мне силы
Не забрести туда,
Где поражений чёрных
Тянется глухорядь.
Я не считаю тёрны —
Тропы привык терять,
С неба не ждать известий.
Видя сюжет вчерне,
Злые глаза созвездий
Наворожили мне:
«В петлях и поворотах
Досыта навертись!».
Встретить бы хоть кого-то,
Чтоб самому найтись.
Предрассветно, беспросветно,
Темнонебо и ни зги.
Уповать на лампы тщетно,
Фонари зазря не жги:
Где-то засветло доныне
Путь забыт, потерян след.
…В нечужбине и в судьбине
Задержался предрассвет.
Чисто, тепло в избушке,
Ласковы кирпичи —
Пламя неравнодушья
Просится из печи.
Бьётся светло, но ты не
Тянешь к нему ладонь.
Ты замечаешь иней
В тех, кто забыл огонь.
В синей январской тверди
Их ненасытных глаз
Выстыло сердце Герды,
В пепел упал Клаас…
Тучи трясут солонкой.
Руки твои грубы.
Старой стальной заслонкой
Не задвигай трубы,
Не торопись, родимый —
Небу оставь на треть.
В снежном солёном дыме
Трудно не угореть.
Дом упакован до плеч в пифагорово кубище,
Город как будто в кисейную ткань обернули.
Сколько снежинок смахнуть
с обмерзающих губ ещё,
Чтобы февраль опроверг
теорему Бернулли1?
Знаю, в узорном стекле, в отражении сказочном,
Разве что призрак любви остаётся нетленен.
Дева Зима только с виду заучкой не кажется —
Не сохранит волшебства.