Проверяющие контролировали наличие личного состава, оружия, имущества и так далее. Начальник каждой службы полка проверял своё. Начальник РАВ (ракетно-артиллерийского вооружения) – состояние вооружения и военной техники. Начальник инженерной службы – наличие и качество хранения инженерного имущества. Начальник РХБЗ (радиационной химической биологической защиты, в народе химдым) – наличие и исправность средств индивидуальной защиты – противогазов и ОЗК (общевойсковой защитный комплект, в народе резина). Начальник тылового обеспечения осматривал котелки, термосы и прочую утварь. Вещевики – вещевое имущество, очень всё логично и понятно, прям как в армии. Медслужба следила за здоровьем, чистотой и гигиеной военнослужащих.
Каждую ночь мы заступали на боевое дежурство. Как и положено, с 19.00 после развода, который проводил я как командир заставы на небольшом плацу возле казармы. Распределял смены, зачитывал боевой приказ, отправлял наблюдателей по направлениям.
Ночью также каждые два часа приезжали проверяющие, а дважды за ночь я лично проверял посты. Идти приходилось в потёмках – естественно, без фонаря, так сказать, на ощупь. Путь был известен, пролегал по полевой дороге, выходившей на гравийку, по ней нужно было дойти до склада РАВ, где находился дальний наблюдательный пост – самый ближний к станице Калиновской, самый удалённый и опасный.
В ночное время чувства обостряются, наверное, у любого человека. Мои органы чувств работали сверхмощно, уровень адреналина подскакивал, глаза видели лучше, слух обострялся. У меня и до сих пор в минуты напряжения возникает ощущение, что за головой разворачивается невидимый локатор, который улавливает малейшие изменения окружающего эфирного поля. Это, наверное, и есть – чувствовать шкурой.
Ходить я всегда старался бесшумно, не торопясь, всматриваясь расфокусированным зрением в темноту, улавливая очертания предметов местности, слушая тишину. Бывали и светлые, лунные ночи, тогда казалось, что ты шагаешь по освещенному бродвею. Всё очень четко видно, но и сам находишься на виду у вероятного противника. Так что, когда совсем темно, мне нравилось больше.
Иду я, значит, по гравийке, до поста полпути, вдруг слышу слева впереди метров в двадцати шорох, очень похожий на человеческий шаг, прыжком сваливаюсь на обочину. Залёг. Автомат на изготовку, предохранитель вниз, один щелчок, затворную раму потянул, но не стал досылать патрон в патронник, отпустил. Жду. Тишина. В висках пульсирует кровь.