Это неважно. Так или иначе, я вернулся. Религиозный сын Сима и культурный сын Иафета в месте, которого никогда не касалась история. Моё прежнее желание стало просто принципом. Я знаю, что Маша, Марыя Лебедева, вернулась из Одессы со своим младенцем, и моей задачей является теперь не возвышенная любовь, нужная лишь чтобы потешать огромный мозг мужчины, а здоровая животная связь, лишь одна понятная молодой человеческой самке. Мои мысли по-прежнему заражены сирийским песком, и я понимаю, что может быть что угодно, что я легко скачусь по серой радуге в пучину деграданства. Хорошо, что в моей голове даже скучный ужас приобретёт приятную поэтику! Я вернулся со здоровой простотой, интуитивно понятной каждому: красота, сложная и при том понятная, перевесит что угодно на соседней чаше заржавелых весов. Добро и зло ничто перед красотой! Сохранить человеческое в двойственно-непонятном техномире, с которым невозможно бороться – главная задача каждого. И с приматом эстетики над этикой сделать это будет… естественнее… оставлю это слово.
Возвращаясь к исходной точке. «Ботаномантия» и «геомантия». Напоминать не буду, перечитайте, если хотите, или просто пропустите. Почему же, чёрт возьми, случайные пылинки чёрного цвета сталкиваются друг с другом на бескрайне огромном белом пляже? А? Кто знает? Я это объясню всё тем же «אַטראַקשאַן פון זאכן»3. Хорошо, возразят мне, но это же религия. Хорошо, отвечу я, и стану выкручивать свою религиозность до предела, сказав, что «притяжение вещей» нашего мира есть не иначе как пять гностических лучей от утонувшего Симона Мага и утопленной большевиками Елены, которые оба теперь носят другие имена. А? Представьте, что вы смотрите на жизнь глазами Бога, пусть Бога христианского, других нам не осталось. Хотя бы попытайтесь представить, и когда вы прекратите это делать, то поймёте, насколько же сложно в полной мере осознать, что каждая жизнь идеальна, если взирать на неё с небосвода. Мир, что и город, что и лес, представляется Богу бесконечно маленьким, die Welt am Ende einer Nadel4, но дело в том, что человеку, если он сохранит в себе подход далёкого Бога, очень многие вещи покажутся «бесконечно огромными», когда его «всёуглубляющий» взгляд действительно упадёт am Ende einer Nadel. Человек не Бог, ему и мелкое будет велико. Для описания величия мельчайших частиц ему понадобится какой-нибудь инструмент, и вот здесь на сцену выходит она. Mathematik des Geistes