– А бабушка умерла от болезни три года назад, – закончила я рассказ, – Мне очень не хватает их… Вас… Вы – это как их близнецы, понимаете? Мне тяжело, но изменить я ничего не могу.
Бабушка с дедушкой дослушали, опустив глаза, и тяжело вздохнули.
– Так уж вышло, как вышло, – сказал дедушка и обнял меня, – значит, теперь у нас есть ещё одна внучка! Чем больше внуков, тем лучше!
Как я была благодарна за эти слова! Будто та дыра, которую прожгла во мне боль потери, затянулась и перестала так отчаянно ныть.
– А Ира? Расскажите про неë? А моя… еë сестра и мой племянник?
– Катя с родителями и Мишенькой тоже в Ленинграде.
– А родная сестра и её ребёнок…
– Но у Ирочки нет родных братьев и сестëр, она единственная, – растерянно сказала бабушка.
Я начала что-то понимать.
– А сын есть у неë? Или дочь?
– Нет у Ирочки детей, у Кати вот есть, а у неë так и не сложилось, – вздохнула бабушка. Чувствовалось, еë это расстраивает.
Ах, вот оно что. Видимо, жизней везде конечное количество… Где-то не совпадали расчёты – кто третий? Я это обязательно потом выясню.
– А у вас что, СССР не распался? – наконец, спросила я, – транспаранты повсюду, красные флаги, как в детстве.
– Распался? – растерянно, в один голос повторили они, – нет. То есть у вас не СССР? А что же тогда?
Пришлось и это рассказать. Бабушка слушала с округлившимися глазами, а дедушка, казалось, вникал и делал какие-то выводы. Я показала свой паспорт – сумка моя, перекинутая через плечо, успешно перекочевала сюда со мной.
– Ты слушай, никому не говори, – сказал дедушка, – а я сейчас приду.
Ещё раз внимательно рассмотрев мой паспорт, он куда-то ушëл. Бабушка ничего у него не спросила, видимо, они и тут понимали друг друга с полуслова.
Пока его не было, я спросила разрешения походить по квартире. Она была почти такая же, какой я помнила её из своей жизни. Те же сувениры – корабли и подлодки, всё было до боли знакомым и родным, и в то же время неуловимо другим… И маяк стоял на месте! Тот самый, с которого я вытирала пыль, прежде чем шагнуть в портал. Наверняка, включается. Я рассматривала квартиру, а бабушка не сводила глаз с меня – в её взгляде уже не было испуга, а читалась такая неподдельная радость, что я ощущала её почти физически, будто снова почувствовав себя ребёнком.
Бабушкины блины тоже были такими же, как в моей реальности. Только в моей они остались воспоминанием. Был кофе, растворимый, в жестяной красивой банке. Тоже как та, старая, только новая. Молоко было в бутылке, стеклянной, с фольгированной крышкой, я потрогала еë – и стекло, и не стекло, странный материал, наверное, небьющийся. Я попала в мой детский, привычный мир, но обновлëнный.