– продолжает Ольга Георгиевна.
В клубе дали прощальный концерт художественной самодеятельности для нас, а потом все село провожало в Пермь на сборный пункт. 44 девушки взяли с района. Приехали на пункт, там нас группировали и отправляли в Москву на поезде. До Москвы ехали долго, и не доезжая до города Александров, эшелон попал под бомбежку. Все повыскакивали из вагонов, к счастью раненых и убитых не было, (они в цель не попадали). В начале марта прибыли в Москву. На машинах нас подвезли в расположение зенитно-прожекторных войск противовоздушной обороны. Расформировали по частям, кто зенитчики, кто прожектористы, а меня определили в роту связи. С первых же дней попала на передовую, на 1-й Белорусский фронт. Прикрепили меня, наскоро обучив тут же, к командному пункту на должность связиста, и начались мои фронтовые будни. Через 4 месяца мне присвоили звание младшего сержанта и дали отделение связисток – девушек, молоденьких, как и я. Обучала их военному делу и была для них всем: и командиром, и подругой, и матерью».Ольга Георгиевна показывает фотографию тех лет. Смотрят с ней на меня милые русские лица. Грубые гимнастерки, тяжелые солдатские ремни, длинные неуклюжие валенки – такой была нелегкая юность. Сколько забот взвалили на себя эти хрупкие девичьи плечики!
«Вот с этими девушками, – продолжает рассказ Ольга Георгиевна – и прошли всю войну, до Берлина… только не все дошли… Вместе мы несли караульную службу, дежурили на связи, ходили в разведку. Однажды задание было такое: разведать скопление противника на нашем участке фронта, нанести на карту его огневые точки передать по рации в штаб. Рассчитывали пробыть в тылу врага трое суток, а пришлось… восемнадцать. В начале все шло успешно, я передавала разведанные добытые товарищами, сведения в штаб. Но потом нашу рацию фашисты запеленговали и нас стали искать. Пришлось скрытно уходить. Продукты кончились, питались какими-то корешками, ловили на удочку… ворон. Несколько суток скрывались в старых окопах. Уйти не было возможностей: местность вокруг нас просто кишела фашистами. Враги, видимо чувствовали, что мы где-то тут, и несколько танков прошло по заброшенным окопам, где мы сидели. Проутюжив окопы, танки ушли, а мы, сжав кулаки от злости, глядели им в след. После этой утюжки нас оказалось только семеро, а десять человек навечно остались в окопах, раздавленные и засыпанные землей. Дальше, оставшиеся в живых, пошли на прорыв. Нас уже считали пропавшими без вести. Вот тогда моя мать и получила похоронную…»