– И на вкус такая же карамельная… Карамелька, – произносит низко и хрипло, проводя своим носом по моему.
Распахиваю глаза шире и упираюсь в его грудь ладонью. Его слова отрезвляют, разряженное тело отрезвляет. Он одетый, а я перед ним в одной майке, скатавшейся в жалкую полоску на талии. Он брат Вика, а я…
– Хватит… уходи, – задыхаюсь, отталкивая его. Осознание всё сильнее наваливается на моё существо. Воздуха не хватает всё больше.
Мик наконец отстраняется, но взгляд его становится снова до невозможности мрачным.
– Сейчас не получится оправдаться тем, что перепутала нас.
Внутри меня поднимается такая горечь и злость, такой истеричный страх перед действительностью и обида, что я взмахиваю ладонью и бью Мика по щеке. Его голова дёргается, глаза закрываются, а скулы приходят в движение. Отталкиваю его и, задыхаясь, шепчу:
– Ненавижу тебя… это всё ты… я не хотела… ненавижу тебя…
Он медленно поворачивает голову ко мне, и, кажется, в его глазах на долю секунды отражается всё то же, что чувствую я. Но вот он моргает и в них остаётся лишь ярость и… похоть. Он перехватывает мои руки, нависает надо мной и обманчиво спокойно говорит мне в губы:
– Я не планировал идти дальше, но ладно.
Часть 2.
Мик подхватывает меня за талию, под мой писк опускает на ноги и рывком разворачивает к себе спиной, лицом к зеркалу на стене. Оскалившись, хватает меня за волосы и наклоняет, прижимает грудью к каменной столешнице. Но волосы не отпускает, держит голову поднятой. Хватаю воздух губами, снова не могу моргнуть, а Мик склоняется к моему уху, не отрывая взгляда от моего отражения.
– А я больше всего не переношу, когда мне врут, Карамелька. До этого ты себя не видела, поэтому сейчас смотри, как тебе не нравится. Смотри, как ненавидишь. Моё терпение закончилось. Совсем.
Из меня на всё вырывается только короткий, хриплый вздох.
Не моргая, наблюдаю, как Мик выпрямляется. Прижимая меня бедрами к тумбе, стягивает с себя футболку, шорты, пускает поток воды из крана в раковину слева от нас. Чтобы звуки не были настолько очевидными.
Всё это происходит за какие-то пару секунд. Но когда я, наконец немного придя в себя, хочу оттолкнуться от тумбы, он впивается пальцами в мою талию и одним коротким толчком врывается в меня до громкого шлепка. В глазах вспыхивают искры, я зажмуриваюсь и сипло вскрикиваю от взорвавшейся внутри боли и чего-то горячего, скребу ногтями столешницу. Грохот пульса перебивает все остальные звуки. Мик делает медленное движение тазом, извлекая из меня больше смазки наружу, а затем снова врезается до ярких всполохов перед глазами. Давит мне на крестец и начинает вбиваться быстро, глубоко, больно, туго, скользко.