Отец сделал несколько глотков и закашлялся.
– Рейнхарт, сынок, прости меня… прости, сынок… – старый король приложил руку младшего сына к своему сердцу, – прочти договор, ты всё поймёшь… прости меня… – Дыхание его прервалось. Сердце перестало биться.
Потрясённый Рейнхарт видел отца и себя будто со стороны. Словно происходящее его не касается, будто он перестал быть самим собой, будто не он склонился над умирающим отцом, а кто-то другой. Рейнхарт понимал, что должен что-то сделать, но в голове и душе была пустота. Даже время остановилось.
Рейнхарт в панике толкнул сердце отца руками – раз, другой, третий, может, оно вспомнит о своей роли и начнёт биться. Не вышло.
Тут он вспомнил, что отец упомянул какой-то договор – под рубашкой отца Рейнхарт нащупал сложенный пергамент. Он развернул документ. Что это? (Время так и топталось на месте). Рейнхарту показалось, что он не человек, а механизм, вроде часов или восковой фигуры турка, играющего в шахматы. Рейнхарт с силой ударил себя по щеке, затем сложил пергамент, спрятал его за пазухой и покинул умершего.
В своих покоях королевич раскрыл пергамент. Что это? Завет? Договор?
Знающие люди сказали бы – магический договор с силами, невыразимыми человеческим языком. На тысячелетнем, не менее, пергаменте, который за годы стал мягким, как шёлк, замаслился от прикосновения человеческих рук, стал почти прозрачным: сверни его в тридцать два сгиба и разверни – на нём не останется ни следа, только мелкие морщинки, совсем как на старческих руках отца – таким мягким и нежным стал пергамент, на котором выцветшими чернилами было написано, что «членам королевской семьи гарантируется благополучие на многие лета, пока власть будет передаваться наследникам по мужской линии по правилам, установленным магическими силами, невыразимыми человеческим языком», да-да, так и было написано.
Рейнхарт запнулся. Он изучал документ уже минут десять, но нисколько не продвинулся в понимании смысла пышнословного вступления. Как сквозь колючие кусты, продирался Рейнхарт сквозь высокопарный язык и дошёл наконец до сути.
Суть оказалась поразительно проста и заключалась в одном-единственном условии: на день, следующий за днём смерти монарха, тело его должно быть выставлено в каменном гробу на центральной площади под окнами замка, где пред ним (гробом то есть, понял Рейнхарт) должно пройти состязание до последнего вздоха. «Есть правило первой крови, и, значит, есть правило последнего вздоха, эх, словесные менуэты – написали бы просто – до смерти одного из двух претендентов на престол», – вздохнул Рейнхарт.