– Запрыгивай мне на спину, – тихо промолвил кот, – я прослежу, чтобы взяла ты лишь то, что нужно, да обратно к мосту отвезу.
Марфа забралась коту на спину, и побежал он дальше вглубь леса. Бежал он, словно летел, – не касаясь земли.
– Зря ты его не послушала, – причитал кот, – и Бабку ваш брат никогда не слушал, а потом тени сжирают вас заживо. Во всём Тёмном лесу лишь Огнедар да Леший теней не боятся. А вы все бесстрашные да благородные. Всё кого-то спасаете, да только себя спасти потом не можете…
Марфа слушала Баюна молча. Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли мчался кот по лесным тропкам.
– Странная ты, – не унимался Баюн, – тяжёлая, словно чужую жизнь на себе несёшь. Не спроста оно, не спроста…
Привез её Баюн к роднику, а вода в нём серебром переливается. Набрала она эту воду в склянку, да мхом и сучком каким-то заткнула.
– Дурёха, пробку-то не догадалась взять. – Привиделось Марфе, что кот смеётся. На обратном пути Баюн рассказывал сказки да мурлыкал песни. На краю леса остановился:
– Дальше я не пойду. Вон он мост. Как Реку перейдёшь, к Лесу повернись, поклонись, да спасибо скажи за живую воду. И помни, у тебя только три дня, а после заберёт тебя Лес.
***
У Широкой Реки позвал Огнедар Заречную ведьму. Та вышла к нему немедля, только голос его заслышав.
– Ко мне ты пришёл али к Яге? – ведьма смотрела на Огнедара васильковыми глазами.
– К Яге, можешь её позвать?
– Могу, да и сама она уж несколько дней хотела с тобой поговорить, да царица меня к тебе всё не выпускала.
Ведьма села на землю, глаза закрыла синие. Она откинула голову назад, по всему телу её пробежала странная судорога, а когда всё прекратилась открыла она глаза янтарные.
Нежный и тихий голос ведьмы сменился на скрипучий голос Бабы Яги.
– Знаю я, Бедовый мой, зачем ты ко мне пришёл…
***
Марфа бежала через мост со всех ног. Уже на том берегу остановилась, обернулась, а моста и след простыл, словно приснился он ей. Марфа Лесу поклонилась, как кот научил, поблагодарила за живую воду и побежала к матушке.
К родному дому Марфа добралась уже к рассвету. В деревне все от неё шарахались, будто от призрака. Мало кто из деревенских мужиков с того берега возвращался, а тут девка, и двух дней не прошло.
Дома Марфа увидела, что Людмиле ещё хуже, – глаза еле-еле открыла, как услышала, что дочка её вернулась. Напоила она мать живой водой из склянки – и Людмила тут же заснула. Сама же девица с ног валилась от усталости. Так и задремала у матушкиной постели.