Через несколько минут, когда началась философия, я уже забыл о нем, погрузившись в лекцию, посвященную Аристотелю. Я сидел у окна, положив голову на руки, а у доски стоял один из самых странных преподавателей нашей кафедры, профессор Бродерик Рикко. Ему было за пятьдесят, его волосы раньше были огненно-рыжими, как и борода, в которой сохранились яркие участки. Одевался он в основном в джинсы и футболки, и на этот раз он был полностью в черном.
Он нарисовал на доске четвертый круг, который обозначал цель в учении о четырех причинах.
– У всего есть своя частная цель, а высшей целью является благо, – продолжил он, поправляя свои очки.
Я заметил, что он постоянно смотрел на циферблат своих часов, словно кого-то ждал, словно кто-то должен был прийти. Потом я обратил внимание на сами часы, в которых не было ничего необычного, и на браслет, который иногда выглядывал из-под них. Он был похож на толстый красный шнурок, и на нем висели бусины. Я немного отвлекся, продолжая смотреть на его руку, и вспомнил подробности сна, который видел. Я вспомнил то, как оказался в той комнате, как открыл глаза и увидел окно, за которым был туман, что был таким густым, что за ним почти ничего не было видно. Сигарета же уже была в моей руке и горела, от нее тонкой волной струился дым.
Я с нетерпением ждал, когда у меня начнется курс, посвященный Фрейду, чтобы попытаться понять суть своих сновидений. Многие из них были странными, некоторые я вообще не мог долгое время выкинуть из головы, но все равно записывал их в толстый черный блокнот, который хранился в нижнем ящике стола. Если бы кто-нибудь нашел его и прочитал хотя бы пару страниц, у него бы точно сложилось впечатление, что это были записи какого-то ненормального. Но я и был немного ненормальным, но не в том плане, который сразу приходил в голову.
С психикой у меня было все в порядке, правда, мозгоправа мне пару раз все-таки пришлось посетить после смерти деда. Вот только толком он со мной не общался, просто попросил пройти несколько тестов, задал несколько вопросов и поставил подпись под тем, что я был вменяем. Я был вменяем, и у меня была легкая депрессия из-за потери родственника. И хорошо, что к тому моменту до моего совершеннолетия оставалось всего два месяца, это меня спасло от приюта, но не от бумажных проблем, которые начались потом.