– Не ощущаю себя счастливым, – слова давались с трудом, но живительная влага позволила говорить свободней, а обезбол притупил неприятные ощущения.
– Это потому, что ты не знаешь, из скольких кусочков тебя собирали, – усмехнулась женщина.
Мне опять поплохело. Чтобы осмотреть себя, прикладывая чудовищные усилия, сознательно игнорируя боль, я попытался приподняться. Должно быть, при этом мое лицо выражало такую бурю эмоций и мучений, что медсестра аж испугалась.
– Спокойно, спокойно, парень, все у тебя на месте. Прости дуру, не подумав, ляпнула, – она аккуратно уложила меня обратно на подушку.
– Точно? – страх потерять конечность или стать инвалидом, прикованным к кровати, был для меня одним из самых сильных.
– Точно, Смолов, точно. Ранения и правда серьёзные, проникающие. Но с кусочками – это я лишка хватанула, – виновато сказала женщина.
Я поверил, но все же подвигал пальцами ног, с облегчением обнаружив, что вместе с ними движется и прикрывавшая их простыня.
– Что со мной произошло?
Немного подумав, Зоя Павловна решила, что вреда от этой информации не будет.
– Теракт в башне "Зимов Корп." По всем каналам, второй день только и твердят о гибели Зимова. Кстати, это компания взяла на себя все расходы за твое лечение. Так что штопали тебя лучшие хирурги города. И да, счастливчик ты, Смолов, не сомневайся. Дважды счастливчик, – кивнула своим мыслям женщина, – С такими ранами, как у тебя, на второй день не разговаривают. Хорошо, если сами дышать могут. Племяннику Зимова поменьше досталось, а он до сих пор еще в коме.
– Мои родители? – вспомнил я, мама, наверное, с ума сходит.
– Отец сутки просидел в приемной, пока тебя из реанимации не перевели. Мать домой отправил. Не переживай, позвоним им утром, порадуем. Сейчас поздно уже, второй час ночи. Ты главное не напрягайся, отдыхай, – улыбнулась медсестра.
– Спасибо, Зоя Павловна, – из последних сил выдавил я, прежде чем, последовав ее совету, отрубился.
Прошло пять дней, ожидаемо скучных и одновременно эмоционально насыщенных. Не привык я к излишнему вниманию окружающих, но щадить меня никто не собирался. Утром первого дня прилетели родители, притащили пакет с апельсинами. Мама долго плакала, а отец всё на нее шикал, сам втихаря пуская слезу. Успокоил их – сказал, что чувствую себя намного лучше, и даже не соврал. Выздоравливал я, по словам врачей, аномальными темпами. Настолько аномально, что мной начали интересоваться совсем уж посторонние люди…