Султан, и князь. Стряхнувши нимб,
Духо́вник начал бы мечтать
Попасть на исповедь к Оксанке.
Обычный рост, под семь десятков
Плюс метр, и ровная осанка.
В природе нету недостатков —
Есть вкус и нрав. Размеры сердца
Мешают всё подряд любить:
На бо́льший легче опереться.
Себе красиво косы вить
Она научена с пелёнок.
Ей с детства много говорили:
"Ты ангел, Ксюш, а не ребёнок!"
И в чём-то люди пра́вы были —
Уже тогда златые реки
Спускались ей до детских плеч.
Слова любви как обере́ги,
Которым суждено беречь
Во время тяжких испытаний
Всю жизнь: с рождения до смерти.
Отец её, папаша ранний,
Письмо с открыткою в конверте
Пока в Германии служил
В коммунистическом пространстве,
Спустя полгода получил.
Вернувшись из армейских странствий,
Он первым делом ча́до взял,
Всё прочее сочтя за мелочь.
Как лик его тогда сиял!
Как сердце молодое пело!
На свете мало что сродни́
Любви отцовской к дочерям.
Девчонки с мамами одни,
И не понятно матерям,
Пошто́ при папах всё иначе.
При маме – держится горой,
При папе – тихо-тихо плачет
С чуть-чуть трясущейся губой,
Взывая сердцем всем к защите
От самых мелких раздражений.
Вы объясненья не ищи́те
Большому множеству значений
Для девушек любви отца.
Душа ребёнка – словно поле,
И будет счастье для юнца,
Когда участок вспахан, полит
И сдобрен перед посевной
Заботой, лаской и любовью.
Оксане был отец родной
Не только родственною кровью,
Но тем, на чьих руках она
И до поры сей почива́ла.
В его глазах всегда юна,
Когда ей даже двадцать стало,
Казалась Ксюша: каждый раз,
Как в первый миг далёкой встречи,
Баюкал девочку и тряс.
И как-то, свадебные свечи
Увидев на женитьбе друга,
Он потерял своё дыханье.
Поняв в чем соль, его супруга
Вернула Виктора в сознанье,
Сказав: – "Ну, ей ещё пятнадцать!"
– "Я знаю…" Нечего сказать,
Когда стесняешься признаться,
И первый раз течёт слеза
Вниз по щетинистой щеке.
Отец был родом из Рязани,
Всё детство плавал по Оке.
Постре́лыш был довольно ранний,
И к удивленью стариков
Серьёзен был ещё с пелёнок.
Бывало, что совсем суров
Когда твердил: – Я не ребёнок.
– А кто же ты? – его пытали.
– Мужчина! Не́жто не видать!?
Ему воззренья сил придали
Чтоб путь дальнейший продолжать
В столице посреди Сибири.
И там он выбрал институт,
Что из-за всех профессий в мире
Политехническим зовут.
Он попадал на стажировки,
И в них как лучший был отмечен
Прилежной строгостью сноровки.