– Ваше величество! Но я не собираюсь покидать Шалир! – Фенистра оттеснила секретаря и влетела в кабинет. Ее лицо было перекошено от злости. Он бросила на меня быстрый взгляд, глаза блеснули ненавистью, и опять обернулась к королю. – Родители Лии отправили меня с принцессой и строго-настрого приказали присматривать за ней! Она совсем еще ребенок!
Король скептически улыбнулся.
– То есть для замужества и рождения наследников она вполне взрослая, а для самостоятельной жизни нет? – Вопрос, видимо, был из разряда риторических, потому что ответа не предусматривал. – Как бы там ни было, по договору о помолвке король Горегор Четвертый передал мне все права на невесту. И уж поверьте, я смогу за ней присмотреть. Или вы сомневаетесь в моих возможностях или в безопасности моего дворца?
В голосе Эдварда не промелькнуло ни толики угрозы, но Фенистра вдруг сжалась под его взглядом.
– Я имела в виду, что Лия очень слаба здоровьем, – залепетала она подобострастно, – и сейчас ей нужен особый уход… Девочка тяжело заболела в вашем дворце… – Она особо выделила слово «вашем».
Вот гадина! Я наблюдала за спектаклем, устроенным фрейлиной, все силы бросив на то, чтобы держать спину ровно, и мысленно восхищалась королем. Он выглядел как нерушимая гранитная глыба, и пусть раньше мне это не нравилось, сейчас я радовалась, что он такой. Дома никто не смел перечить Фенистре, ни мама, ни отец, ни двор, она была истинной королевой Островерха. Предполагаю, что через меня она хотела верховодить и в Альтее. Но Эдвард не мой папа…
– К ее услугам самые лучшие врачи в королевстве, да что в королевстве – во всем мире. – Холод в голосе короля обжигал. – И кстати, Лия заболела, находясь под вашим присмотром. Видимо, он оказался не таким уж и хорошим.
Давление еще больше усилилось. Даже я ощущала, что воздух в комнате сгустился. Фенистра вжала голову в плечи.
– Как бы там ни было, дискуссия закончена, – отрезал король. – Это приказ. Вы или сами сядете в поезд, или вас посадят туда силой.
После этих слов фрейлина поняла, что уговаривать короля бессмысленно. Она еще раз бросила на меня уничтожающий взгляд и, гордо выпрямившись, вышла из комнаты. От облегчения на глаза навернулись слезы. Я подняла подбородок выше, чтобы они не пролились на щеки, и сдержанно произнесла: