За могилкой никто не ухаживал, пожалуй, со дня погребения: деревянный крест-надгробие уже становилось не просто серым от дождей и снегов, оно начинало чернеть. Читаю имя на оскверняемом таксой надгробии: БОГАЧЕВА ДИНАРА ИГОРЬЕВНА. Дата рождения и дата смерти отсутствуют. Странно.
Лара упорно копает землю над могилой. Беру таксу на руки, смахиваю землю с ее носа. Животное пытается вырваться из моих рук с какой-то небывалой силой, и даже не силой, а упорностью. Так и доходим до сторожки.
Решаю осмотреть ружье. Достаю ключ от сейфа, открываю, достаю оружие. У меня в руках самое бюджетное и распространенное оружие всех охотников России – «ИЖ-12». Оно простое в сборке и разборке, надежное, как палка, и, мне кажется, удобное примерно настолько же. Оно почищено и разряжено, а патроны хранятся в коробке в этом же сейфе. Взвожу курки, жму на спусковые крючки. Раздается два хлестких и сухих щелчка. Должно работать. За патроны я тоже расписывался, так что проверять ружье на предмет работоспособности мне не хочется. Убираю оружие в шкаф.
Хочется верить, что оружие не пригодится. Буду надеяться, что дедушка Чехов был параноиком в плане стреляющих ружей на стене.
Остаток дня провожу за наведением порядка уже внутри сторожки. Можно засунуть все свои вещи в пустой шкаф, но полки пыльные. Приходится найти тряпку и сделать влажную уборку. Энтузиазма хватает даже на мытье полов и окон. Окна мутные, будто кто-то в них долго и упорно плевал.
Тру тряпкой настенное зеркало в прихожей, невольно осматривая себя. Год жизни в лесу никому не идет на пользу. Это в сказочке про Тарзана все выглядит красиво и мило, на практике это голод и холод. Для своего двадцати одного года я староват: мешки под глазами, отощал и кожа бледноватая, словно какой-то лампочке внутри энергию убавили. Снимаю футболку. Ребра давят через кожу. Это не та худоба, о которой мечтают многие тинэйджеры. Это почти бухенвальдское отощание. Щеки как ногтями стесаны: это я до последнего снимал с них щетину одноразовым станком, пока он не начал больше скоблить, чем сбривать.
Ну, ничего, теперь все наладится. Главное дотянуть до зарплаты, а там уже и отъемся, и отосплюсь. Пусть я добровольно привязал себя к этому кладбищу, но ничто не мешает мне вновь начать выглядеть человеком, если это слово все еще применимо ко мне.