– Видать и правда, самолично пересмотришь. Как только все торговые договора ондолийские закончишь пересматривать. Ты прикидывал, сколько времени такие торги займут? Мы тут ещё пару месяцев просидим. Как пить дать!
– А чем тебе плохо? Морем дышим… красота!
– Целибат блюдём… скукота!
– Ладно. Можете чутка гульнуть, – Норен аж взвился на месте. Как и не бывало ленности: вытянулся на стуле, скинул ноги со стола. – Не усердствуйте только. Чтобы никакого дипломатического казуса не вышло.
Снедали снова одни. Княгиня их так и не вышла. И мне не то, чтобы надобно было её общество… небрежение такое. Словно не король огромной страны у ней в гостях, а так, приблудный купец.
И ужин этот ещё. Потчуют разносолами, как подачку дают, откупаются.
– Верех, – обратился к советнику, что и составлял нашу компанию, – повариха ваша знатные пирожки делала. Повторить хочется. Прикажи?
– Будет исполнено, ваше величество. Завтра же сделает, – старик уткнулся в тарелку.
– Что княгиня? Не полегчало?
– Нет, ваше величество. Крепко захворала, орлица наша. Всем двором молитвы возносим.
– А кто же дела наши торговые решает?
– Так в постели она, голубица, как легчает, так и решает.
Хороша формулировка. Только и глядеть не шибко-то и хочется.
– У княгини в услужении лекарка есть. Сильная, – Верех глянул с любопытством, – хочу эту целительницу в Келс забрать, мне такая сильная магичка нужна при дворе.
Старик задёргался, потряс седой бородой в отрицании. Хиленько улыбнулся.
– Что же она, ваше величество, вещь какая? Разве ж можно живого человека так забрать?
– Так я ж на службу! И княгине отступные заплачу, да и лекарка в накладе не останется. Королевская служба почётная, да барыши хорошие.
– А вы сами у неё и спросите, я скажу ей, чтобы зашла.
– Кого?
– Так целительницу, – Верех не понял. Как и я.
– А что её спрашивать? Решать же мужчины должны. Да и вдовица она, под княгиней, княгиня пусть с нами отпустит.
Верех судорожно собрал руки в замок, развёл, снова сцепил.
– Вы не поймите меня неправильно, ваше величество, но наши порядки и законы несколько отличаются от ондолийских. У вас же как: женщина сама юридически силы никакой не имеет. Даже если круглая сирота, за неё сюзерен ответ держит. У нас иначе: что мужчина, что женщина равны. Мы не можем никого неволить.
Не выдержал старик, отвёл глаза. Терпеть не могу, когда переглядеть меня пытаются. Мне хорошо известны их порядки, но думал, что старик трусоват, чтобы мне так носом ткнуть. А он нет – весь дрожит, но отстаивает мою Полёвку.