– С кем ты говоришь? – не поняла я.
Мэт раскрыл ладонь, и я взвизгнула, увидев на ней длинную сороконожку.
– Убери это!
Он захохотал.
– Дочь вождя, вы только посмотрите на неё, боится насекомых, – он взял чудовище за вертлявое тельце и потряс им передо мной.
Я вжалась в стену.
– Ничего я не боюсь. Просто не люблю всё мелкое и движущееся.
– Боишься, боишься! – смеялся Мэт. – Видела бы ты свои глаза. Ещё бы! Эта сороконожка запросто съест тебя! – он, казалось, скоро лопнет от смеха, но ещё раз посмотрев на меня с издевательской улыбкой, всё-таки выкинул насекомое за окно.
– Одна, может, и не съест. А если много? Только представь… Много-много сороконожек бегают по тебе. Я умру на месте.
Мэт хмыкнул.
– Их можно легко стряхнуть. Не пристало дочери вождя быть такой трусихой.
– Никчёмной дочери вождя, ты забыл добавить.
– Скажи это ещё раз, и сороконожка вернётся, – Мэт сделал вид, что шарит рукой за окном.
Я вздохнула. Настроение шутить испарилось.
– Так считает мой брат.
Мэт закатил глаза.
– Ладно, прощаю. Как учёба? – спросил он, усевшись в оконном проёме. Густые непослушные волосы цвета медвежьего меха скрыли бы его лицо, когда он склонился над своим ножиком, если бы не были перехвачены узкой кожаной тесьмой.
– Как обычно, – выдохнула я. – Слушать бесконечные легенды племени выше моих сил, – я устроилась рядом с Мэтом и вдохнула его такой знакомый запах кожи. Так пахло и у него в доме, и в мастерской отца.
Мэт принялся крутить в пальцах ножичек в новой оплётке. Ещё немного и парень станет мастером не хуже своего родителя.
Я посмотрела вниз. Этот вид всегда меня привлекал. Ровный круг, выложенный из одинаковых по форме и размеру продолговатых камней, за ним – круг из камней поменьше, а в середине – большой валун с углублением. Наверное, в него что-то ставилось, и похоже было, что раньше это место играло роль святилища или ритуального зала. Стены возвышались над загадочным сооружением, а рисунок на потолке повторял его. Правда, теперь не было никакого рисунка. Только дыра в небо.
– Знаешь легенду о старшем сыне? – спросила я.
– Нет. Отец рассказывал мне только про Золотую рощу, которую посадил… Забыл, как звали того жреца.
Синие глаза, совершенно чужие во всём кожано-коричневом облике Мэта, поднялись к небу.
– Его звали Неймед, – напомнила я. – В знак заключения мира с южными племенами жрец Неймед посадил на их территории дубовую рощу, которая раз в сто лет даёт урожай золотых желудей.