И если честно, то мы, наверное, хотели бы не любить их, своих бессовестных родителей. Чтобы не плакать ночами в подушку, вспоминая, как они тискали нас в детстве. Не ждать, как манны небесной, очередных выходных, надеясь, что они приедут, а после испытывать горькое разочарование. Нам бы хотелось не стремиться получить хоть каплю любви и уважения от тех, кто забывает о нас на месяцы. Нам бы хотелось их не любить и не испытывать эту щемящую боль в груди. Хотелось бы… но мы не можем.
Но что касается моей мамы, я не хочу, чтобы вы представили ее себе неправильно. Она не такая уж и плохая, правда. Она, например, никогда не била меня и не позволяла никому из своих дружков этого делать. Знаю, достиженьице из этого так себе. Но я в самом деле встречала много семей, где бить детей считалось нормой.
А еще иногда мы с ней были даже почти счастливы.
Когда мы жили с дядей Валерой. Это тот самый нормальный мужчина, за которого моя мать собиралась выйти замуж. Она была тогда такой доброй…
Жаль, что у них не сложилось.
Но были и другие моменты. Наши моменты.
После разрыва с очередным дружком моя мать обычно устраивала финальную одиночную пьянку – празднование вступления в свободную жизнь. А потом она долго не пила и даже предпринимала какие-то попытки наладить свою жизнь. До встречи с очередным алкоголиком. Но это потом. А первые дни после финальной пьянки она бывала очень тихой и задумчивой, все делала очень медленно, подолгу могла сидеть или стоять, смотря в одну точку. В такие дни она любила принимать ванну. Она мыла волосы самым дешевым на свете шампунем с яблочным ароматом, хотя яблоком там, конечно, и близко не пахло.
Так вот, знаете, самый дешевый на свете шампунь очень плохо мылится. А мама, как я уже упоминала, была очень заторможена в такие дни, и потому не хотела размыливать его сама – звала меня. И вот она лежала в ванной, а я сидела на маленьком стульчике рядом и вспенивала в ее волосах самый дешевый на свете шампунь. Никто из нас ничего не говорил и не рассказывал. Тишина. И было в этих моментах что-то такое… Спокойствие. Это было спокойствие. И оно было волшебным.
А ещё были моменты, когда мы жили с бабушкой. Хотя мать всегда злилась, когда я называла ее так. Потому что она и не бабушка мне вовсе, а просто посторонняя женщина, которая сдавала нам комнату. И чем, кстати говоря, очень выручила нас тогда. Но об этом как-нибудь в другой раз. О чем я вообще говорила-то? Ах да. Так вот, мы жили у бабушки (Ну а что? К моей матери эти перлы точно не попадут.) еще до дяди Валеры. Кажется, между дядей Борей и Вованом (да, без «дяди» он сам настаивал, чтобы его так все называли). Мне тогда было восемь, почти девять.