Ранним воскресным утром, пока весь Чарославль еще спал, центральная площадь медленно оживала. Солнце едва показалось из-за горизонта, на траве блестели не высохшие капельки дождя, а заспанные и зевающие торговцы уже открывали свои лавки. Людей на улицах в это время не было, ведь большинство предпочитали проводить утро выходного дня в постели. Для рыночных торговцев это было идеальное время, чтобы подготовиться к рабочему дню. А для Мануры – возможность выйти в город, не привлекая слишком много внимания.
Обычно она предпочитала здесь вовсе не показываться, но порой приходилось. Увы, не все можно отыскать в лесу. Иногда было необходимо выходить в город. Редко, поздним вечером или ранним утром. Как и сегодня. Пока на улицах было тихо, лесная колдунья неторопливо шла по площади среди цветастых палаток, мысленно перебирая все необходимое.
– Утро доброе, – приблизившись к лавке с фруктами, она кивнула молоденькой продавщице. Та подняла глаза на Мануру, осмотрела ее. Брови девушки полезли на лоб.
– Д-доброе, – пролепетала продавщица, втянув голову в плечи и боязливо выглядывая из-за прилавка, – Чем м-могу помочь… вам?
– Мне нужно две крупные тыквы, – ответила Манура, напрочь игнорируя реакцию девушки. Указала рукой на приглянувшиеся плоды, – возьму эти.
Продавщица нервно сглотнула, закивала, и дрожащими руками взвесила две тыквы, назвала сумму. Уставшим взглядом наблюдая за метаниями девушки, Манура лишь раздраженно поджала губы. Уронила на стол несколько сверкающих золотом монет. Сложила тыквы в крупную корзину, и зашагала прочь.
– П-постойте! – раздался вслед недоумевающий голос продавщицы, – у нас другие деньги используются…
– Обратитесь в ломбард, господин Минаев поменяет, – небрежно бросила через плечо Манура, даже не обернувшись. За спиной послышались приглушенные, взбудораженные голоса.
– Ни стыда, ни совести!
– Как есть ведьма! Любят они пакости людям учинять.
– От нее одни проблемы!
Торговцы переполошились, зашептались, заголосили. Манура криво усмехнулась, в глазах отразилась презрение.
– Горожане… – раздраженно пробурчала она, – когда же им это надоест?