Лиз знала, чего хотят мужчины, и что она должна делать в браке. Если бы Беджан захотел, она бы позволила ему, сделала бы все, как учили, но что принесет мужчине близость с покорной куклой, пускай и живой, и теплой, но бесчувственной. Они никогда не обсуждали это, и их брак не требовал продолжения рода. Находясь здесь, Лиз узнала, что у них был особый вид брака, который скорее стоило назвать опекунством. Беджан точно знал это, и Лиз чувствовала, что ему претит сама мысль о половой связи опекуна с подопечным. Лиз это не расстраивало, она никогда не испытывала полового влечения. Организм жил своей жизнью, исполняя положенное, поэтому раз в месяц, когда укажет ее датчик, встроенный в артерию левого бедра, она ходила в клинику и сдавала яйцеклетку для заморозки. Что с ней потом делали, она не знала, но было интересно. Один раз она спросила об этом отца, за что он в третий раз избил ее. Он бил долго, вгрызаясь каменными кулаками в живот и грудь, пока Лиз не провалилась в спасительный обморок. Тогда еще не было Беджана, после замужества отец не позволял себе трогать ее. Лиз верила, что отец боялся Беджана. Она видела, что ее муж, на вид маленький и нежный, на самом деле физически и морально сильнее отца и брата, который открыто боялся и отца, и Беджана, боялся и ненавидел.
Лиз кивнула черепу и усмехнулась. Чтобы они не делали с ее генетическим материалом, она пропустила очередную сдачу. Это не было больно или унизительно, Лиз не могла подобрать слова, чтобы определить то чувство пустоты, замешанной со злостью и отчаяньем, которое накрывало ее после входа в стерильный бледно-голубой кабинет. Гинеколог, такой же бесполый, лишенный гендера человек, доброжелательно улыбался ей. Он делал все быстро, осматривал вежливо, рассказывая смешные истории или новости, и Лиз смеялась вместе с ним. Благодаря ему что-то втискивалось в эту злую пустоту, и ей было не так тяжело, а через несколько дней она обо всем забывала. Пускай медработник был и бесполый, такой же, как и остальные отекший и бесформенный, добрый и вежливый, но не робот, Лиз знала, что он родился мужчиной. Она боялась спросить, жалеет ли он об этом, пока несколько лет назад он, сделав все быстрее, чем обычно, не показал ей фотографии своих детей, учившихся в университетах второго круга. И она поняла, что он не жалеет. Она увидела это в его счастливых глазах, в крупных слезах, которые он не успел стереть с лица. Если бы она заявила об этом, он мог бы потерять работу, Лиз знала о правилах и штрафах, ей об этом рассказывал Беджан, приоткрывая занавес реального мира, ненадолго, так, чтобы несильно испугать ее.