Ольжана поджала губы, но ничего не сказала.
– Подумайте, – предложил Лале. – Необязательно отвечать сразу. У меня есть зарисовки этого монастыря; хотите, потом покажу?.. – Он нашарил трость, рывком поднялся. – Ну а если мне не удастся вас убедить, пускай. Нет так нет. Не будем останавливаться, потому что одну я вас в птичьем теле не отпущу.
– Трогательно. – Ольжана скривилась. – Но глупо. Неужели вы откажетесь от отдыха, если откажусь я? – «Или ты знаешь, – добавила мысленно, – что я этого не сделаю, чтобы не почувствовать себя недоверчивой сукой?»
– А. – Лале припал на трость и разогнулся с застенчивой улыбкой: ну прямо и не скажешь, что пытался её в чём-то убедить! – Я переживу, госпожа Ольжана, не беспокойтесь.
Небрежно махнул рукой:
– Поверьте, я умею делать себе больно.
* * *
Чёт. Нечет.
Раз-два-три.
Ольжана всегда считала увереннее, чем читала. Она думала, что умеет рассуждать здраво, но чем дольше она жила на свете, тем сложнее становились задачи, которые ей требовалось решить. Теперь казалось, что перед ней всегда – невидимые весы, и ей нужно не дать перевесить той чаше, в которой больше страданий. Но что это за чаша?
У каждого выбора – свои последствия. Ольжана могла бы настоять, чтобы они с Лале проехали мимо монастыря. Но вскоре нога Лале разболелась бы ещё сильнее, и Лале стал бы проводить в дороге меньше времени. Значит, их снова бы настигло чудовище.
Так что Ольжана выбрала монастырь.
Они прибыли туда, когда уже стемнело. Лил дождь, и монастырь на горном уступе выглядел сказочно и зловеще – каменный, посеребрённый лунным светом. Ольжана смотрела на него, пока кибитка ползла по петлистой дороге. Ашеге́р, назвал его Лале. Затерянная башильерская обитель.
«Ашегер, – объяснял он, – «звезда» со старокубретского». Только кубретцы уже много десятилетий говорили на господарском языке, и их старое наречие осталось разве что в названиях да легендах.
Горный уступ возвышался над ущельем – глубоким, со слоистыми отвесными склонами, – и на его дне переливалась река. Ольжана с ужасом см отрела на размокшую дорогу, по которой они поднимались. Плохо, что они не успели до захода солнца, но у Лале были свои мысли на этот счёт.
– Спрячьтесь, – посоветовал он ей. – А то промокнете.
Однако Ольжана всё равно высовывалась к Лале через полог и посматривала на приближающийся монастырь: в жизни тот оказался внушительнее, чем на зарисовках. Он не был похож ни на остроконечные соборы, ни на увенчанные куполами церкви – расположенный на невероятной высоте, мощный и недосягаемый, словно замок. В узких окнах-бойницах пылал свет.