– Вы сумасшедшие! – восклицаю я. – У меня нет водительских прав. Я врежусь в ближайший парковочный столб Мельбурна!
– Теперь у тебя появился отличный повод научиться водить, – добавляет Киллиан. – И тебе лучше научиться это сделать. Не хочется праздновать твой следующий день рождения c розовым гробиком вместо тебя.
– Я не люблю розовый, – возражаю я.
– Знаю, – усмехается Киллиан. – Но разве у мертвеца есть право выбора?
Вывод о Киллиане номер три: у него своеобразный черный юмор. Пожалуй, в этом пункте мы с ним похожи.
Я смотрю на черную спортивную машину, а затем не выдерживаю и обнимаю Киллиана. Кажется, какая-то непробиваемая часть внутри него рушится, потому что он сдержанно сцепляет руки за моей спиной. Я прижимаюсь щекой к его груди, чувствуя умиротворение.
Спустя несколько секунд за моей спиной раздается деликатное покашливание:
– У меня тоже есть подарок.
Я оборачиваюсь и вижу Оука. Он вручает мне небольшую коробочку, перевязанную шелковой красной лентой.
– С днем рождения, Рене.
– Спасибо, – я широко ему улыбаюсь.
– На твоем месте я бы не стал принимать подарок от Оука, – наклонившись, шепчет мне в ухо Киллиан. – Кто знает, откуда он его стащил.
Не обращая внимания на замечание Киллиана, я развязываю ленту и открываю коробочку. Внутри лежат золотые часы известного бренда.
– У кого ты украл их? – тут же спрашивает Киллиан.
Оук остолбенело на него смотрит, в его взгляде появляется суровость.
– Во-первых, на часах бирка. А во-вторых, продавец сказал, что это последний писк моды.
– Понятно, – угрюмо отзывается Киллиан. – Значит, ты дождался, пока за них кто-то заплатит, а затем…
– У меня достаточно денег, чтобы позволить купить часы от Rolex, – вспыхивает Оук и после этого переключает внимание на меня. – Не бери в голову, Рене. У меня есть чек. Эти часы не ворованные.
– Спасибо, – только и могу выдавить я.
Я стараюсь окончательно не расплакаться. Кто бы мог подумать, что в моей жизни появятся столько людей, которые захотят сделать меня счастливее.
– Не плачь, – неожиданно говорит Фрэнк. Я и не заметила, как он успел выбраться из машины.
Фрэнк подходит ко мне и в сдержанной отеческой манере кладет руку на мое плечо.
– Ты – Рене Гросс, – он пристально на меня смотрит. – Ты – одна из нас. А мы плачем только в двух случаях: когда кто-то из нас рождается и когда кто-то из нас умирает.