В какую-то долю мгновения из глубин души Шэнь Цинцю ключом забили метафоры, а также прочие разнообразные стилистические приёмы, спеша сложиться в восторженные дифирамбы, которые едва не сорвались с языка!
По счастью, Шэнь Цинцю вовремя успел натянуть удила, про себя облегчённо вздохнув: «Фух, пронесло!» Право слово, программное обеспечение ореола главного героя на поверку оказалось чересчур действенным – он едва сумел устоять перед ним!
Тем временем Ло Бинхэ, хромая, приблизился к нему и из последних сил попытался встать на колени. При виде этого уголки губ Шэнь Цинцю конвульсивно дёрнулись, и он испуганно возопил про себя: «Да разве я, нижайший, осмелюсь принять ваш поклон! Если сегодня вы преклоните колени предо мной, то, кто знает, возможно, однажды это будет стоить мне коленных чашечек!»
Вслух же он поспешил остановить ученика словами:
– В этом нет нужды.
Изящным взмахом руки он швырнул Ло Бинхэ флакон:
– Это – лекарство. – Усилием воли придав голосу саркастичности, он добавил: – Не стоит показывать свои синяки посторонним, чтобы они считали, будто я на своём пике Цинцзин дурно обращаюсь с учениками.
Шэнь Цинцю в глубине души гордился тем, как быстро он вошёл в роль: отважившись подарить ученику целительную мазь, он при этом умудрился сохранить плохую мину при хорошей игре. Это идеально соответствовало мотивации отъявленного лицемера Шэнь Цинцю, который, совершая дурное дело, всегда боялся, что его в этом уличат.
И в самом деле, Система не выдала уведомление об ООС, так что Шэнь Цинцю смог вздохнуть с облегчением.
Ло Бинхэ полагал, что учитель зовёт его, чтобы в очередной раз «преподать урок», и никак не мог ожидать, что тот вместо этого пожалует ему лекарство. Поначалу мальчик обомлел от изумления, а затем, почтительно удерживая маленький флакон двумя руками, от всего сердца произнёс:
– Благодарю учителя за милость!
В это мгновение его лицо приняло особенно детское выражение, а улыбка светилась подлинным теплом – он весь сиял, будто солнышко на рассвете. Пару мгновений Шэнь Цинцю не сводил с него пристального взгляда, прежде чем наконец отвернуться.
Очевидно, что в этом возрасте душа главного героя ещё не начала чернеть, оставаясь благородной и чистой. Тогда он был готов засверкать от малейшей искры света – дай ему лишь кроху добра, и он вознаградит тебя десятикратно. Сказав, что он был невинной маленькой овечкой, Шэнь Цинцю ничуть не погрешил бы против истины.