Нереу отпустил животное и кивнул своему двоюродному брату, приказав ему спрятаться.
Дверь открылась, и вышел Хуанне, тяжело дыша; в руках у него был карабин.
– Кто это, черт возьми? – спросил он темноту голосом, хриплым от сна.
Следуя указаниям отца, парень подошел к дому.
– Микели, – ответил он.
– Кто ты? – спросил Хуанне, делая шаг вперед, словно не слыша его.
– Микели Ладу, – повторил тот. Луна осветила его волосы цвета воронова крыла – такого же, как и у всех из его семьи.
– Чего ты хочешь?
– Крови, – ответил парень.
Хуанне рассмеялся.
– Ты один? – спросил он, не опуская оружия.
– Нет, – ответил за него Бастьяну, выходя из темноты. Одной рукой он выхватил у Хуанне винтовку, а другой схватил за горло и швырнул через двор, как пустой мешок. Зироламу в мгновение ока набросился на него, приставив к горлу лезвие ресользы[31].
Ругаясь, вышел Джанмария, и Нереу быстро накинул петлю на его шею, швырнув на землю.
Ладу потащили их к большому многовековому оливковому дереву на краю поля. Чириаку метались, как звери на скотобойне, из их ртов шла пена, они пытались ослабить хватку пеньковых веревок. Нереу и Зироламу подвесили Джанмарию за шею к одной из ветвей дерева, заставив его встать на цыпочки, чтобы не задохнуться, и засунув в рот носовой платок, чтобы замолчал. Хуанне привязали стоя к толстому стволу – так туго, что у него перехватило дыхание. Он побледнел, понимая, что его ждет.
– Просто скажите: почему? – спросил их Бастьяну своим глухим голосом.
– Послушай, Бастьяну, – пробормотал Хуанне. – Клянусь, мы бы сожгли и остальные поля.
– Vesserias[32], – пробормотал Нереу, возвышаясь над ними как дуб. – Не шути с нами…
– Посмотри на себя – ты плачешь и умоляешь о прощении, как женщина, – прошипел Бастьяну.
– Пожалуйста, Бастьяну, молю тебя…
– Молить следует в церкви. – Бастьяну сказал это по-итальянски, словно тот был недостоин языка предков. – Микели! – позвал он сына.
Парень приблизился к нему. Отец вынул из ножен и вложил ему в руку леппу[33] с ручкой из бараньего рога и сверкающим лезвием длиной в девять пальцев.
– Ты напуган? – спросил он его на родном наречии.
Микели покачал головой. Его глаза были двумя льдистыми чешуйками вулканического стекла. По тому, как он стоял, отец понял, что сын жаждал стать мужчиной. Это вселило в него уверенность, что у Ладу хорошее будущее.