Усольцев обернулся к Алику, который, кажется, заснул.
– Ал, ты спишь?
– Ты говори, говори, Жорж, я слушаю, – ответил тот, не открывая глаз.
– Так вот, референдум по вопросу нынешнего состояния страны там проводить совершенно не имеет смысла. Граждане осужденные единодушно считают, что к власти в России пришли оторвы, перед которыми их преступления выглядят детскими шалостями. В ходу обиженные рассуждения о том, что они за свои «шалости» получили несправедливо завышенные срока, а под невероятные преступления нынешней либеральной братии даже статьи нельзя подобрать. Здесь я с терпигорцами абсолютно согласен. в самом деле, подбить под нынешних младореформаторов советскую статью о хищении в особо крупных размерах? Смешно. Самые злостные расхитители, разоблачённые органами ОБХСС во времена «социализма с человеческим лицом», смотрятся невинными голубыми воришками при сравнении их с ворами нынешней бизнес-элиты. Попробуй подсчитать ущерб, нанесённый стране этими выползнями-пассионариями – калькулятор задымится и сгорит от нереальной нагрузки на свои электронные органы. Материальный ущерб пока не подсчитать: слишком времени мало прошло с момента распада страны, да и не всё ещё грабанули. Лет через двадцать-тридцать, с помощью историков, хотелось бы и прокуроров, может быть удастся представить себе масштаб этой беспрецедентной акции предательства и захвата страны…
Усольцев остановился, взял сигарету, собираясь закурить. Денисов передал ему зажигалку, а в голове его внезапно возник яркий образ недавнего курносого пассажира, поведавшего ему о том, что с ним в лагере сидел писатель, у которого была своя теория о выползнях и звали его Георгием.
– Георгий, деревенька наша маленькая и в ней всегда есть шанс встретиться со знакомым человеком, как верно вы заметили. Но в нашем городе, чаще, чем в других, наверное, происходят мистические встречи. Если мои предположения сейчас оправдаются, то это значит, что произошло одно из таких явлений, – сказал он.
– О чём вы, Игорь Николаевич? – обернулся к нему Усольцев, жадно затягиваясь сигаретным дымком.
– Намедни я подвозил четвёрку «мушкетёров», товарищей из зарешеченного мира и среди них был необычайно подкованный и говорливый товарищ, я жалел, что не было диктофона записать его рассказ. Он легко говорил о сложных материях, о Достоевском и его произведениях, философствовал пространственно на разные сложные темы. Интересно, что он двойной тёзка великого писателя. И этот философ с заметным уважением рассказывал мне о некоем питерском писателе, с которым он отбывал срок заключения, от которого слышал теорию о выползнях…