Александр Иванович сделал очередной глоток ройбуша и поморщился.
– Переговоры закончились, страсти улеглись. Зовем на ковер Регину, рассказывай, что и как. Она и поведала, что декан указала ей на Таню Коркину, но к ней в обязательном порядке прилагался Эммануил Пряхин.
– Детдомовские они, – Каратаев вздохнул и продолжил, – вышли из детдома, как вышли – сбежали. Что там было, одному Господу Богу известно, но как только Эмику исполнилось восемнадцать, от собеса дали им комнатку убогую, одну на двоих. Прибил бы крыс канцелярских! Не родственники, к тому же разнополые – безобразие! Но им деваться некуда. Вот и держатся они друг за друга. А дети талантливые.
– Вот такие ребята, – Александр Иванович поднял большой палец вверх.
– Регина перед переговорами приодела их на свои деньги, чтобы выглядели по-людски. На другой день пришли, вещи назад принесли, вернуть хотели, так их охрана не пустила – так были бедно детки одеты.
Каратаев вздохнув, аккуратно поставил пустую чашку на столик:
– Регина и приняла их под свое крыло. А Эмик – он программист, компьютерщик Божьей милостью. Так что мы не потеряли, а только приобрели. Вот такая история!
В кабинете стало тихо, каждый думал в этот момент о своем.
Открылась дверь кабинета:
– Здравия желаю!
Все дружно повернули головы в сторону вошедшего. Военная выправка, громкий голос, четкая дикция выдавала в нем начальника службы безопасности.
– Про детей полка речь? Хотел про них же спросить. Александр Иванович, Эммануила на завтра к своим забрать могу? Они говорят, что систему видеонаблюдения перетряхнуть надо. Пусть посмотрит? В прошлый раз малец там пошаманил, что-то перенастроил и все нормально пошло. Как ситуация складывается? На завтра?
Генеральный кивнул:
– Про них поговори с Вороновой. Может и найдет для твоих героев время.
Ожил интерком:
– Роман Александрович, Воронова подошла.
– Пусть войдет, – Александр Иванович встал из-за стола и пошел к двери.
Тимур и Роман переглянулись и тоже поднялись.
В кабинет вошла золотоволосая девушка. Хрупкая фигурка, невысокий рост, красивые кисти рук, держащие папку, они кажутся такими тонкими, почти прозрачными. Большие голубые глаза с такой печалью где-то на дне, что хочется заглянуть в них еще раз, а может и не раз, чтобы убедиться, что не привиделось, не померещилось. И плечи, как-то странно она держит плечи, как будто потревожить боится. А как забудется и расслабит мышцы, и вдруг замирает, чуть-чуть закусив нижнюю губу.