– М-м-м, моей жене так холодно, она так страдает в вечных объятиях смерти, – проворковал муж, рассматривая пупырышки у меня на коже с откровенно злобной ухмылкой. – Должен ли я согреть ее?
Измученная долгими днями пронизывающей стылости, я забыла о всяком достоинстве и, сама не замечая того, заскулила:
– Пожалуйста! Ох, пожалуйста… Умоляю тебя, прогони этот холод.
– О, в конечном счете моя жена все же научилась молить, и для этого потребовался всего лишь нож. Скажи, маленькая, заслуживаешь ли ты моих прикосновений? Тепла моих объятий? – Я промолчала, понимая, что нет такого ответа, который не выставил бы меня либо навязчивой, либо жалкой, либо и той и другой разом, и Енош хмыкнул: – Ну-ну… Разве могу я бросить мою дорогую жену, поступить с ней так, как она поступила со мной? – Одна его рука потянулась к завязкам на бриджах. Другая сквозь кожу штанов погладила четко очерченный член и извлекла его, уже возбужденный, наружу. – Вот, можешь погреть об него руки.
Меня окатило жаром, в равной мере от гнева и от восторга. Следовало бы послать ненавистного ублюдка к черту. Но вместо этого я нетерпеливо стиснула толстый ствол и застонала, почувствовав, как через ладонь вливается в мое тело блаженное тепло.
Он зашипел, мышцы его мощных бедер напряглись, а рот растянула кривая ухмылка.
– М-м-м, раньше ты не бывала настолько восторженной.
– Раньше я и настолько мертвой не бывала.
На его скулах перекатились желваки.
– Похоже, даже смерть не излечила тебя от дерзости.
Я вздернула подбородок, пытаясь хотя бы изобразить неповиновение, пока моя рука прилежно работала:
– Она пыталась. У нее не получилось.
– Воистину… Хм-м-м… – Стон сорвался с его губ, когда я сильнее сжала пальцы на набухшем члене. – Да, ласкай меня. Сильнее, маленькая. Гораздо сильнее. Твоя рука ох какая холодная.
Придвинувшись ближе, стоя на коленях между его ног у подножия трона, я огладила ладонью темно-розовую бархатистую головку и принялась энергично двигать рукой вверх и вниз в такт с быстрой пульсацией члена, впитывая исходящий от него жар.
Проклятье, это не должно так меня возбуждать. Тепло разливалось между моих ног – от до боли знакомых очертаний его достоинства, от веса вздыбленной плоти, борющейся с гравитацией. Ох, как же он восхитительно горяч!
Пальцы мои скользнули вдоль напряженного ствола, чувствуя стремительное движение кипучей крови, струящейся по большой вене, исчезающей у основания, погладили мошонку, темно-коричневую спайку, разделяющую ее пополам, и Енош задохнулся.