Пятью минутами спустя Джек прикатил добротный бочонок рома и поставил на стол три пол-литровых деревянных кружки. На само собой напрашивающийся вопрос: «Для кого третья?», пират кивнул в сторону Филипа, но чересчур правильная Элизабет возмущённо воскликнула, что он ещё ребёнок, и в столь раннем возрасте ему законом запрещено употреблять спиртное. Хозяин лавки равнодушно пожал плечами – морские разбойники плевать хотели на какие-то там законы – и, воспользовавшись подвернувшейся оказией, спросил у Клауса разрешения присоединиться. Великан добродушно махнул рукой, приглашая его за стол. Джек вскрыл бочонок припрятанной за пазухой дагой и принялся заполнять пустоты кружек янтарным нектаром. Когда треть бочонка была приговорена, подоспела Зазет с тарелками, на которых аппетитно дымились подкопчённые ломти мяса, украшенные нарезанной зеленью и овощами. Источаемый мясом аромат тотчас привлёк Паф и Филипа. Истекая слюнями, они наперегонки бросились к столу, словно оголодавшие дикие животные. Хотя, розовошёрстая квопл таковой и являлась на самом деле. А вот Фил скорее походил на бродяжку. Такого же оголодавшего.
Когда же были приговорены две трети, а в раздувшиеся после сытного ужина животы не лезло больше ни кусочка съестного, Филипа, которому так и не удалось поспать прошлой ночью, разморило. Мальчик начал клевать носом и всё ближе клонил голову к своей тарелке, помышляя заночевать прямиком в остатках салата. А вот явно перебравшая Элизабет вдруг ни с того ни с сего сделалась несколько… недружелюбной в отношении Джека, грозясь раскрыть себя. Чтобы избежать неприятностей, Клаус быстренько взвалил обоих на плечи и в сопровождении Зазет отнёс на хозяйский корабль, пришвартованный в небольшом подземном озере с выходом в море. Он уложил их в кают-компании по свободным койкам, и Лиз, буянившая всю дорогу не хуже несносного ребёнка, вырубилась в то же мгновение, как оказалась в объятиях мягкой перины. Великан улыбнулся, в который уже раз подивившись темпераменту дозорницы, и вернулся в лавку, поговорить о делах, а заодно докончить начатый бочонок. А там, где разлился один, непременно разольётся и второй. Ночка обещала выдаться весёлой…
II
В полдень, когда из неприятных последствий ночной попойки остались лишь тупые, но терпимые пульсации в голове, малоприятный запах изо рта да хрипотца в голосе, в лавке объявилась Элизабет. Её до жути бледное лицо искажала мученическая гримаса, в обращённом на Клауса страдальческом взгляде плескалась вселенская усталость пополам с некоторой обреченностью, а на искривлённых губах застыл крик о помощи.