Соорудив шалаш, а вернее всего нары и с двух сторон заслон от ветра, мы поужинали и отошли ко сну. Весенние ночи были ещё слишком холодные, нам постоянно приходилось поддерживать огонь, отчего, почти всю ночь, мы не спали. Один лишь непоседа Рэм чувствовал себя в эту ночь превосходно. Его густая шерсть надёжно защищала от холода и никакого костра ему не требовалось. Пёс выспался довольно быстро, а затем, ещё задолго до восхода солнца, принялся бесстрашно шариться по тайге, кого-то искал, фыркал, убегал всё дальше и дальше от костра и однажды видимо потревожил какого-то спящего зверька, или же сову. Он так громко заливисто залаял, что мы с Владимиром хотели уже было броситься к собаке на помощь, а вдруг там медведь или же сохатый. Однако так не хотелось удаляться от тёплого костра, и мы, успокоившись, снова погрузиться в полудрёму. А звонкий лай Рэма далеко разносился по морозному утреннему воздуху.
Рассвело. Стрелка часов указывала на пять утра. Мы нехотя поднялись, разложили потухший костёр, вскипятили чай, позавтракали и, к шести часам, были готовы отправиться в путь. Утро стояло морозное, на небе не единого облачка, по верхушкам деревьев уже бегали солнечные блики. Почти над самым зимовьем пролетел глухарь, издавая своё глухариное кряканье. «Может быть на такую же лёжку, как наши полетел» – подумал я. Мне показалось, что день сегодня должен быть интересным. Только бы скорей согреться, холод становиться невыносимым, он пронизывал до самых костей, и как же не хотелось отходить от костра. Но мой друг был сегодня решителен. Он накинул на плечи полупустой рюкзак, взял ружьё и первым отошёл от костра. Я нехотя последовал за ним.
Добравшись до моей лёжки, мы с Владимиром расстались. Он пошёл дальше, а я, выбрав место для засады, принялся за маскировку. Однако это только называлось маскировкой, я прикрылся двумя-тремя ветками, разложил перед собой несколько патронов с разномастными зарядами и устремил свой взор туда, где по нашим расчётам должен будет приземлиться глухарь. И действительно, минут через десять до меня долетело приближающееся глухариное кряканье. Я насторожился. Перед моей засадой глухарь вдруг оборвал свой крик.
«Садиться!» – подумал я, и сердце моё радостно застучало. – «Только бы не промахнуться.»
Но глухарь или не собирался, или увидел меня, горе-охотника, только прошуршал он своими сильными крыльями надо мной и был таков. Я горестно вздохнул, покручинился с минуту, но всё ещё надеялся на свою удачу, снова устремил свой взор на маленький островок земли, выделяющийся среди травы.