Памела с изумлением слушала старика. На ее глазах выступили слезы.
– Ну-ну, – отец Синтии дружески похлопал Памелу по плечу, – вот это – совсем не повод плакать. Кстати, Синтия об этом не знает, но Давид, он в курсе. Я же плачу налоги. В том числе и за тебя. Давид все сокрушался, что твой голос пропадает на выборах. Правда, теперь, – старик рассмеялся немного надтреснутым смехом, – теперь ему сокрушаться не придется. Но не потому, что ты не будешь за него голосовать, а потому, что он – с этим – завязал. А теперь, дочка, я немного вздремну. А ты – посиди рядом, покарауль мой сон.
Старик нагнулся к траве и затушил сигару. Теперь Памела почувствовала, как задрожал его голос:
– Если Морис уедет, – старик продолжал сидеть согнувшись, зачем я тогда подарил ему эту книжку, и все тыкал сигарой в землю, – кто будет собирать в траве окурки моих сигар?
Памела встала, подошла к гамаку, наклонилась и поцеловала седую макушку. Потом она обняла голову старика и прижала к своему животу. Первооткрыватель Бэби Додса, спасибо тебе, за то, что ты пока – есть.
Когда отец Памелы устроился в гамаке, Памела накрыла его клетчатым пледом и подвинула шезлонг так, чтобы ногой слегка раскачивать гамак. Убаюканный, или это виски сделали свое дело, старик почти сразу уснул. Памела откинулась на спинку шезлонга, подставила лицо редким лучам солнца, пробивавшимся сквозь густую крону кедра и, мерно покачивая ногой, прикрыла глаза.
В ту автомобильную поездку они с Магнусом не решились на близость. Памела, вспоминая сцену знакомства, стал все острее чувствовать стыд и, конечно, брезгливость по отношению к самой себе. Она стала долго мыться в душе, словно хотела смыть с себя всю непотребность последних лет. Приехав в Нью-Йорк и заняв на «Хойре» четырехметровую каюту, она с такой же неистовостью стала перемывать всю посуду на корабле, драить пол камбуза, стены, столы и плиты. Первый заказ продуктов, по книгам бывшего кока, помог ей сделать Магнус, но он же, подписывая счета, всем видом дал понять, что их отношения – это отношения кока и капитана.
Не случилось этого ни в первый, и ни в обратный рейс. На пути в Европу Памелу еще колотило, да к тому же вмешалась и морская болезнь. Но она с тем же неистовым упорством, как только тело начинали сводить судороги, днем ли, ночью, хватала швабру и начинала драить палубу перед входом в камбуз. Готовка и мытье посуды, команда за обедом от удовольствия цокала языками, а Магнус, изредка заходя в камбуз и глядя на отполированные столы, пол, и стены, улыбчиво качал головой, отнимали все силы, но каждый раз перед сном она драила еще – и себя.