Сосед же не святой и он не сокрушается, он горд своей правотой, ведь он почистил снежок, пару раз подвигал лопатой, пока ты где–то ездил.
Дожидаешься, что наглец тоже уезжает по делам, занимаешь место, покупаешь и натягиваешь проволоку, ставишь старые шины как преграду для случайных машин. Снова уезжаешь по делам. Приезжаешь, а ни проволоки ни шин нет, их куда–то дел злобный сосед и на твоём месте стоит его драндулет, синий опель–мерседес со всеми тонированными стёклами, даже с лобовым, всегда вымытый до блеска в любую погоду. Снова хочется убить соседа и взорвать его машину. Но ведь нельзя, если святой. Раньше бы так и сделал, когда не был святым и ничего не знал о Христе и святости. Повезло же соседу. И не ему одному. Эх, знали бы они все как им повезло, что ты теперь не такой как был в восьмидесятых. Попадись они тебе тогда, ты бы их клюшкой для хоккея с мячом так отделал, что ни один бы доктор не зашил. Да и не нашёл бы никто их части тела, нечего бы было сшивать. Как же им повезло, знали бы они, тогда бы не посмели чужую парковку занимать.
А ты расчищаешь следующую парковку, вырубаешь кусты и деревья ручной и бензопилой и топором. И повторяется таже фигня с этой и с последующей парковкой. Все эти соседи – мудаки, но ты ведь святой, ты очень переживаешь и перебарываешь желание убить их всех и взорвать их автомобили. Тебе ведь нужно творить любовь, а не то, что они творят. Их совесть чиста, ибо мертва. А совесть святого мучительная штука.
Иногда возникает сильное желание сорваться в прошлого себя, взять клюшку или топор и зарубить их всех. Но ведь это грязь на белых одеждах. Не хочется быть грязным. Само это желание сорваться уже грязь и эта грязь уже переживается как свершённое действие, от которого хочется скорее отмыться, ибо зловонит.
Но как же им всем этим мудакам всё же повезло, что рядом с ними живёт святой, хотя и был в прошлом бандит из бандитов. Только ведь эти мудаки не знают об этом и думают, что ты просто лох, слюнтяй, слабак и т.д. Вот и пользуются твоими парковками, вот и захватывают тобой обустроенные территории, вот и дерзают называть тебя «петухом»…
Они ведь не знаю, что у тебя по старой привычке всегда с собой в кармане нож–выкидник. Несмотря на это, ты усмиряешь свой праведный гнев и не используешь его по назначению, не вскрываешь им горло в подъезде. Ты творишь любовь, а не смерть. Это и есть святость, т.е. приложение усилий в преодолении греха. Но капли грязи твоих помыслов святой переживает как лужи чужой крови на белых одеждах.