«Ворон считаешь», – так бы Ба назвала мои видения города, который вместе со своими жителями идет в бой, чтобы вернуть в мир весну. Она бы улыбнулась и подмигнула, но все равно. Слишком много проблем нужно решать в реальности, нет времени спускаться по затейливым тропинкам сознания.
Воображение на хлеб не намажешь.
От кафе Анамарии я прошла уже три квартала сквозь милый сердцу район Линкольн Виллидж. Прохожу мимо музыкального магазина «Ритм и чудо», потом мимо пустой кирпично-красной стены рядом с магазином – и наконец я у Книжной лавки на Каштановой улице… бывшей когда-то Театром на Каштановой улице. Скульптурный фасад, уложенный завитками в карниз над резными дверьми – отзвук первого предназначения здания. Мускулистый Дионис лежит, развалившись, над головами прохожих и поднимает кубок за бурное веселье театра.
Я перехватываю бумажный пакет с печеньем в зубы, а освободившейся рукой открываю дверь, задевая колокольчик над головой.
– Келси, ты что, скотчтерьер какой-то? – Гнусавый голос Лизы пронзает весеннее тепло, а затем она подхватывает у меня печенье.
– Который час? Они уже здесь? – Я забираю у нее пакет и ставлю печенье и свой кофе на прилавок из полированного красного дерева.
– Всего лишь 14:30, – щурится Лиза. Кивком она указывает на мое запястье: – Почему бы тебе не посмотреть на свою игрушку?
«Игрушка»! Говорит, как будто ей семьдесят лет, но на самом деле ей около сорока, хотя годы и не были к ней благосклонны. Рваная прямая стрижка неровно обрамляет глубоко посаженные глаза и рот. На ней сегодня желтый шарф, только подчеркивающий нездоровый цвет кожи. Она выглядит так, будто не выспалась.
– Я просто… Кофе… – Я качаю головой. Спорить с Лизой бессмысленно. К тому же она не очень пунктуальна и мой единственный подчиненный, поэтому я не хочу ее раздражать.
Вместо этого я разрываю пакет, достаю из него печенье и, открыв витрину, раскладываю печенье на верхнем ярусе, как черепицу на крыше, для толпы голодных после школы подростков.
Лиза возвращается к работе (или избеганию ее) в комнате за кассой.
Пользуясь случаем, я вгрызаюсь в шоколадное печенье, делаю глоток кофе и, опершись на прилавок, позволяю себе оглядеть книжный, залитый лучами медового послеобеденного солнца сквозь витражные окна, расположенные высоко на правой от меня стене, над фресками с портретами знаменитых писателей. Пылинки танцуют в воздухе под нежные ноты Вивальди, словно крошечные феи Динь-Динь летают по Нетландии.