И не смотрели бы потом с недоумением на меня, всем своим взглядом выражая: «И этот охрененный красавчик с это-о-ой?!»
И от одной мысли об этом мне становится невыносимо стыдно. Я ведь не была такой раньше. Когда мы познакомились…
И я запиваю свой стыд за свой внешний вид и лишние килограммы шампанским.
И шлифую сверху бутербродиком. И креветочкой. И тортиком.
И я знаю, что единственный человек, который меня поддержит, это моя Ленка: как бы она сейчас не возмущалась, она сможет мне помочь. И ей совершенно всё равно, сколько я вешу. Пятьдесят килограмм или сто пятьдесят…
Но, к сожалению, она не Слава, и очередная солёная капля с моего носа падает в мой бокал с грустным непраздничным шампанским…
– Так, ладно, соберись, тряпка! – грозно потрясает своим бокалом Ленка. – В конце концов, у тебя есть план?
– План? – поднимаю я на неё глаза и что-то там начинаю припоминать… – Ах да, план… Мне как раз что-то приходило в голову, там, за дверью, когда я подсматривала за ними… Что очень чёткое и гениальное… Но вот сейчас, как назло, всё вылетело из головы.
– Так, ладно, успокойся, – гипнотизирует меня своим взглядом лучшая подруга. – Скушай креветку. Не торопись. Что ты вообще надумала?
Я беру и закидываю в рот божественную креветочку и начинаю сосредоточенно жевать. Мне всегда это помогало думать…
– Ты знаешь, если бы я была точно уверена, что Слава меня больше не любит, и не хочет со мной жить, то я, наверное, развелась бы с ним, – начинаю размышлять я вслух, хотя одна только мысль о разводе повергает меня в священный ужас.
Потому что развод – это плохо! Это просто самое ужасное, что может приключиться с женщиной. Меня так воспитали. Все наши женщины в семье жили и терпели, стиснув зубы, даже если их что-то не устраивало.
Сколько себя помню: моя бабушка вечно бухтела на деда. Да и странные слушки до меня докатывались о том, как дед поехал как-то в санаторий по профсоюзной путёвке, да что -то там оказалось нечисто. И всплывала потом в разговорах какая-то крашеная перманентом Валя из Оренбурга… Но все эти истории заминались и умалчивались.
И женщины в моей семье, поджав губы, продолжали и дальше боготворить своих мужей. Какими бы они не были. Даже если моему папе нужно было уехать в командировку, или задержаться на работе с ночёвкой, всё это преподносилось как служебно-производственная необходимость.