Не желая упускать его из виду, Маугли устремился за ним. Короткий вскрик в темноте впереди заставил его поспешить. Кричал Бекас, определенно, да и кто мог быть еще?
Маугли прыгнул во тьму. Под ботинками хрустнули сучья, зашуршал гравий, хлюпнула вода. Сван скакал по кочкам рядом с ним, и, судя по всему, он понимал в происходящем не более, чем Маугли.
Бекас снова издал сдавленный звук и вслед за этим выматерился. Маугли споткнулся, едва не упал, но умудрился удержаться на ногах и через несколько мгновений запутался в голых колючках какого-то кустарника. Сван трещал ветками и ругался сквозь зубы где-то по правую руку.
Потом кустарник кончился, и они очутились прямо перед журчащим ручьем. Темный силуэт Бекаса маячил в его мерцающем отраженном свете.
– Что такое? – рявкнул Сван. – Что ты орешь?
– Голова… – выдавил из себя Бекас. – Посмотри, Сван, это голова…
– Какая голова? Где голова? Что ты несешь, кретин?
Он отобрал у Бекаса фонарь и пошарил вокруг пятном света.
И они сразу же увидели голову. На самом берегу ручья в мокрую землю был воткнут длинный, метра полтора, шест с весьма профессионально насаженной человеческой головой. Серая, обескровленная, с вытаращенными в никуда глазами. Черный распухший язык из открытого рта был выдернут, видимо, какими-то щипцами, потому что свисал сантиметров на пятнадцать, почти до аккуратно отрезанной острым тесаком шеи.
Но это еще не все. Когда Бекас упал на колени у ручья, Маугли понял, что узнал эту голову. Да, да, абсолютно точно. Это было еще в те времена, когда никакого Маугли не существовало и в помине, а вместо него жил совсем другой человек и звали его совсем по-другому. Да-да, у него тогда и имя было, самое настоящее имя. И тот, кто сейчас смотрел на него вытаращенными мертвыми глазами, мог бы его узнать… будь он хоть немного живее.
Краб – так когда-то звали то, что висело теперь на верхушке шеста. Сухой, болезненного вида тип, он и в те времена был законченным подонком и, по всей вероятности, оставался им и до сих пор, пока кто-то – очень горячий, надо полагать, – не открутил ему голову. Видно, было за что.
Ну и встреча у нас с тобой получилась, Краб! Ты уж извини, но мне почему-то нисколько тебя не жаль.
Сван придерживался того же мнения. Несмотря на возраст, желудок у него оказался гораздо крепче, чем у Бекаса, и он не стал опорожнять его себе под ноги. Оглядевшись вокруг с помощью фонаря, Сван изрек глубокомысленно: