Малышка прыснула, прикрыв рот рукой.
– Вы ему понравились, как круто!
Я надула губы. Можно было взглянуть на вещи и под таким углом. Девочка задумчиво разглядывала фотографию Репейника.
– Какой красивый у вас кот.
Она медленно прочитала вслух стихотворение, которое я переписала и повесила под фотографией.
Кончается год.
Уютно свернулась кошка
– Это хайку, – пояснила я.
Вид у Маргерит был мечтательный, и она, будто насквозь пропитавшись стихотворением, направила тележку к выходу.
«А она необычная, эта девочка, – подумала я. – И к тому же очень добрая, ведь он далеко не красавец, мой Репейник».
Жирный суп тяжестью лег в желудок.
– Он пропал.
Слова сорвались с моих губ прежде, чем мозг успел отдать приказ молчать.
«Не забывай, старуха, – напомнила я себе, – жаловаться нельзя».
Малышка развернула тележку и через секунду уже сидела на краю кровати, совершенно не беспокоясь о том, не оскорбит ли меня такая фамильярность.
– Расскажите, – попросила она и перекинула косу на плечо, устраиваясь поудобнее.
И поскольку эта почти незнакомая девочка, которая не прожила еще и четверти моих лет, была тут и слушала меня, я взяла и выложила перед ней всю свою тревогу, как сваливают со спины на землю тяжелую сумку.
Я двигалась по маршруту, проложенному в телефоне, и прошла уже больше девятисот метров.
Сен-Мишель-де-Воланжи. Я даже названия этой глухомани раньше не слышала, а теперь вот ввела в телефон, и оказалось, что это не так уж и далеко от моего дома. Погода была такая, в какую хороший человек собаку на улицу не выгонит, и я все спрашивала себя, какого черта здесь делаю. Было ясно как день, что кошара сбежал окончательно и я только бессмысленно проезжу туда-обратно.
«Пф, подумаешь, каких-то пятнадцать минут автобусом», – приободряла я себя. Вот только холод стоял прямо полярный, и, несмотря на две пары носков, ноги у меня напрочь заледенели.
В голове все звучал голос Патрисии: «Ты должна сохранять дистанцию и ни к кому не привязываться».
Я делала все с точностью до наоборот.
Когда я впервые увидела мадам Флоран, она только-только приехала в «Бель-Эйр». Она тогда была похожа на заключенную, которая не может понять, что же такого натворила, чтобы здесь очутиться. Иногда она ворчала, но не очень часто. Все время сидела одна у себя в комнате и смотрела в окно, и глаза такие, как будто она конца света ждет или вроде того. Ну и, в общем, когда она вдруг решила мне довериться, я не могла поступить по-другому.