– Если ты попробуешь стрясти с меня компенсацию ваших потерь, то я выбью тебе зубы, – честно начал я его предупреждать, одновременно прикидывая, как выкинуть синевласку за дверь, – Попробуешь угрожать – сломаю руки. Попробуешь нанять меня или моего питомца – откажусь, «тараканы» с «хомяками» дел не ведут. Теперь я тебя внимательно слушаю.
…спустя пару минут беззубый Бесс с неестественно вывернутыми руками и кожей ядовито-желтого цвета лежал голым в нескольких метрах от порога моего дома и стонал. Я погладил кастет, умеющий менять цвет ударенного, сотворенный для меня мастером-артефактором Эдвардом Эйнингеном, и ушел к себе в кабинет – курить и думать. О возможных последствиях со стороны закона я не опасался нисколько, а воспринимать всерьез «хомячьи» угрозы, учитывая, какие Бессы уже вились вокруг меня – было бы просто смешно.
По тем словам, которые успел выплюнуть мой некультурный гость, было понятно, что истинных виновников своего финансового краха «хомяки» вычислили давно, но эти злые и коварные особы уже сделали ручкой нашей благодатной стране, усвистав в неизвестном направлении. Этим… ужасным негодяям, обрушившим рынок единорожьего семени, оставалось лишь сменить гражданство, чтобы стать абсолютно неподсудными с точки зрения вашрутского законодательства, а учитывая, сколько золота те загребли – вывод напрашивался сам собой.
В кабинет просунулась большая белая голова конско-рогатой расы и вопросительно ржанула. Я сумрачно посмотрел на верного товарища, вынул трубку изо рта и спросил:
– Ну и кого подвергать репрессиям за этот бардак?
Вопрос, как ни странно, был понят. Голова кивнула и исчезла, до меня донеслись звуки спускающегося на первый этаж по лестнице единорога. Не успел тот вернуться, как в кабинет, который методично затягивался клубами ароматного дыма, проник вампир.
Жуткое кровососущее создание тьмы по имени Аливеолла Миранда дель Каприцциа, выглядело откровенно неважно, как и всю неделю до этого момента. Красные вспухшие веки и нос, горько опущенные уголки губ, потерянно бегающий по сторонам взгляд… Видеть в ней привычную мелкую, гадкую и похотливую язву взгляд отказывался совершенно. Сейчас, больше чем когда-либо до этого момента, вампиресса походила на изумительно красивую четырнадцатилетнюю школьницу-альбиноса. Только с сиськами и заплаканную.