– Вовсе нет. Они убежали, испугавшись звона цепей.
– Надеешься обвести нас вокруг пальца? Да я сам тогда едва устоял перед твоей черной волей. Твои глаза светились, будто у пантеры в ночи.
– Тебе померещилось, – невозмутимо возразил пленник.
– Хватит ломать гнусную комедию! – гаркнул Янес, взбешенный его дерзостью. – Приказываю тебе освободить мою жену, которую ты загипнотизировал.
– Не могу, ваше высочество.
– Продолжаешь упорствовать?
– Я ничего не делал вашей жене!
– Мы видели достаточно! И ты еще смеешь упорствовать после такого? Вели ей вернуться в спальню.
– У меня нет на это сил, ваше высочество.
– Приказывай! – Янес занес кулак.
– Хоть убейте, я не могу исполнить ваш приказ. Госпожу рани заворожил кто-то другой.
– И кто же?
– Наверное, тот, кто отравил министров.
Терпение Янеса лопнуло. Он со всего маху ударил пленника по лицу, выбив ему глаз. Теперь пария наполовину ослеп. Из пугающе пустой глазницы потекла кровь.
– Вы за это заплатите, ваше высочество! – закричал пленник. – И скорее, чем вам кажется! За меня отомстят!
– Кто за тебя отомстит? Синдхия? – продолжал бушевать Янес, которого с трудом удерживал Каммамури, опасавшийся, что португалец прикончит негодяя.
– Я никогда не встречался с Синдхией. Говорят, он прежде правил Ассамом, вот и все, что мне известно.
– Каммамури, займись подлецом, – буркнул Янес.
– Сию же минуту. Надо же, сколько кровищи! Ох и тяжелые у вас кулаки, господин Янес. А пленнику пока умирать нельзя, совсем нельзя.
Янес отправился к себе, осторожно поддерживая рани. Тремаль-Наик нес маленького Соареса. Каммамури разорвал платок, взял у раджпута фляжку с крепкой тафией[34], обильно смочил лоскут и бесцеремонно запихал прямо в кровоточащую глазницу. Раненый завизжал.
– Заткнись, шакал. Будет больно, зато кровь остановится.
– Чтоб вас Брахма проклял!
– Будем ждать, – усмехнулся Каммамури. – Оставь в покое бога, которому до тебя нет дела.
– Я брамин! – из последних сил выкрикнул пленник.
– Будешь и дальше морочить нам голову, получишь новую порцию побоев. Может, и второго глаза лишишься. Клювы у марабу острые.
– Уж лучше убей меня!
Каммамури только фыркнул. Раджпут и крысолов расположились поодаль от тюфяка, с безразличным видом наблюдая за подвывающим пленником. Тот же пытался сосредоточить всю свою силу в единственном оставшемся глазу. Маратха раскурил папиросу из пальмовых листьев, сел на пол, подогнув под себя ноги, и сказал парии: