, к числу которых принадлежал Веня.
Начальник агитационной части Харьковского отделения Татев, вызвав Брошкина на ковёр, с порога озадачил вопросом:
– Что мне с вами делать, кудрявый юноша?
Веня, недоумевая, вздёрнул плечи:
– Фёдор Васильич, но я – православный христианин.
В ответ Татев широко осклабился, выказывая крупные, редко расставленные зубы:
– Э-э-э, Вениамин Александрович, передо мной можете пьеску не разыгрывать. Брошкин – Броха, Бруха… Всё здесь ясно как белый день. Да и Александрыч вы такой же, как я пророк Магомед. Как батюшку вашего величали до новокрещения?
– Авелем, – вздохнув, признался Веня.
– По мне, хоть Каином, – Фёдор Васильевич, имевший привычку в разговоре сокращать дистанцию с собеседником до предела, притиснул подчинённого к книжному шкафу. – Жаль мне с вами расставаться. На ногу вы легки, да и перо у вас бойкое…
Брошкин взирал на начальство со щенячьей преданностью, не зная, чем её доказать. В тощем бумажнике от жалованья оставалось меньше двухсот рублей «колокольчиками», сумма мизерная.
– В данный момент я на мели, но я займу, – залепетал он, чувствуя, как жарким полымем полыхнули уши.
Татев гомерически расхохотался, уронив с губчатого носа пенсне, и произнес спич, в котором прощал Вене в силу молодости озвученное обвинение в мздоимстве. Затем поведал, что нуждается в верном помощнике, умеющем отличать объективный доклад о настроениях коллектива от презренного доносительства.
«Цена приемлемая», – подумалось Брошкину, и он поклялся служить не за страх, а за совесть.
Дополнительные обязанности не тяготили. Наушничая о прегрешениях того или иного сослуживца, Веня утешался мыслью, что при первой возможности коллега глазом не моргнув взаимообразно накляузничает на него. К тому же серьёзных провинностей накопать не удавалось, всё больше подворачивалась мелочёвка, наподобие воровства канцелярских принадлежностей. Хищения надпечатанных «пятаковок» Брошкин замалчивал. За такое можно было загреметь под суд.
Но беспокойство ширилось, достигая масштабов паники. Сна не было ни в одном глазу, тогда как следовало набираться сил перед командировкой в Орёл, убыть в которую предстояло поутру. Страх разоблачения затмевал риск предстоящего выезда в прифронтовую полосу.
«Надо было пугнуть её, чтоб молчала как индийская гробница», – Веня нащупал под подушкой рукоятку «жилеточного» браунинга